Эрнест Сетон-Томпсон - Приключения Рольфа

С трудом удалось им пресечь любознательность Скукума, и они двинулись дальше. Они прошли ещё мили две и тут убедились, что враг их, хотя и был недобросовестным траппером, зато был опытным бродягой и хорошо знал всю окружающую местность.

Вечером на закате солнца они пришли к своей стоянке, выстроенной на полпути от хижины, и остались там на ночь. Когда Рольф перед тем, как ложиться спать, вышел взглянуть ещё раз на небо, он услышал вдруг скрип дерева и очень удивился, так как кругом царила мёртвая тишина. Даже Скукум обратил на это внимание. Но скрип не повторялся больше. Утром они снова пустились в путь.

В лесу во всякое время слышатся самые разнообразные звуки — шелест деревьев, вариации соек на разные тоны, карканье во́ронов, трескотня кузнечиков, и между ними случайные возгласы тетеревов, куропаток и сов. Четвероногие молчат в большинстве случаев, за исключением рыжей белки, которая настолько же болтлива, как и деятельна.

Далёкие звуки разносятся эхом далеко по лесу, некоторые из них слышатся очень далеко. Ни днём, ни ночью не проходило и пяти минут, чтобы до чуткого уха всегда бдительной собаки не доходили звуки какой-нибудь странной лесной болтовни, или царапанья, или треска, или крика, или свиста. Сотни раз в день передавало ему ухо всё, что совершалось в лесу и на что очень часто и в течение многих дней никто не обращал внимания, считая это почему-либо неинтересным. Не думайте, чтобы что-нибудь ускользало от её слуха; неумолчный шум шагов, заглушающий многие звуки для охотника, не производил никакого влияния на Скукума. Когда повторился скрип дерева, слышанный Рольфом, и донёсся до слуха собаки, шерсть её ощетинилась, она насторожилась и глухо заворчала.

Охотники остановились в свою очередь. Так поступают все опытные охотники, когда собака говорит им: «стой!». Они подождали с минуту. Скрип снова повторился. Он походил на скрип сука, когда он от ветра скребётся о соседний сук.

Гау! гау! гау! — крикнул Скукум и пустился вперёд.

— Назад, дурачок ты этакий! — закричал на него Рольф.

Но у Скукума было своё на уме. Он пустился по-прежнему вперёд, затем остановился, склонил голову к земле и что-то обнюхал на снегу. Индеец наклонился и поднял струбцинку, то есть карманный подъёмный винт, который трапперы всегда носят с собой для постановки капкана, ибо без него ни один человек не может ни завинтить, ни отвинтить пружины. Подняв его, индеец сказал:

— Да! Хоаг будет теперь в большом затруднении.

Он догадался, что соперник-траппер потерял самый необходимый инструмент. Находка его представляла собой событие. Скукум пустился дальше. Так дошли они до небольшой ложбины. Собака опередила их, и они услышали вдруг, что она сердито лает и ворчит на кого-то. Охотники поспешили к месту действия и увидели на снегу, в одной из тех дьявольских машин, которые называются медвежьими капканами, тело своего врага Хоага, траппера, попавшего рукой и ногой в западню, поставленную им же самим.

На лице индейца мелькнула злорадная улыбка. Рольф пришёл, напротив, в ужас. В то время, как они стояли и смотрели на лежавшего, послышался вдруг слабый крик Хоага.

— Он жив, скорее! — воскликнул Рольф.

Индеец подошёл, но не спеша. Он дал обещание отомстить; мог ли он спешить на помощь?

Беспощадные железные челюсти держали траппера за колено и правую руку. Надо было прежде всего высвободить его. Но как? Нет человека, который мог бы справиться с пружиной без необходимого приспособления.

— Куонеб, помоги ему! Во имя Бога, помоги! — воскликнул Рольф, забыв свою вражду и видя перед собой только страдающего и умирающего человека.

Индеец смотрел с минуту на него, затем подошёл поспешно и вынул струбцинку. Первая пружина под напором его сильных пальцев скоро опустилась, но как быть со второй? У них не было второй струбцинки. Они взяли длинный ремень из оленьей кожи, который всегда носили с собой, и обмотали его несколько раз кругом спущенной пружины, чтобы придержать её. Тогда они сняли струбцинку и приладили её ко второй пружине; она спустилась, и капкан раскрылся. Индеец разжал тиски и осторожно вытащил оттуда руку и колено. Траппер был свободен, но лежал без сознания, и они подумали, что помощь опоздала.

Рольф расстегнул Хоагу кафтан. Индеец развёл костёр. Минут через пятнадцать был готов горячий чай. Они попробовали влить немного пострадавшему в рот. Из груди Хоага вырвался лёгкий стон.

Погода была мягкая. Траппер не мог замёрзнуть; он только измучился и потерял сознание. Тепло от костра, горячий чай, лёгкое растирание — и он пришёл в себя.

Сперва они думали, что он умирает, но спустя час он настолько пришёл в себя, что мог говорить. Вот что он рассказал им слабым и прерывистым голосом:

— В… м… м… м… Вчера… нет, два или три дня тому назад… м… м… м… не знаю; я пошёл… осмотреть капканы… медвежьи. Не посчастливилось… м… м… м… ещё глоток, виски… нет? м… м… м… Ничего… ни в одном капкане… а когда я подошёл к этому… о-о… м… м… я увидел… приманку стащили птицы, а полочка… м… м… м… полочка… да, лучше… а полочка лежала пустая. Я подошёл, чтобы прикрыть… кедром; больше ничего не мог достать… м… м… м… я наклонился… поправить другую сторону… нога моя поскользнулась… лёд… везде лёд… и… м… м… м… потерял… равновесие… коленом ударился о полку… О Господи!.. как я страдаю!.. м… м… м… они сдавили мне… колено… руку…

Голос его спустился до шёпота, и он вдруг смолк; с ним сделался, по-видимому, обморок. Куонеб встал, чтобы поддержать его. Взглянув на Рольфа, он покачал головой, как бы говоря, что всё кончено. Но у бедняги было крепкое сложение, как у истого жителя лесов, и он, вопреки своему измученному телу, снова пришёл в себя. Они дали ему ещё горячего чаю, и он снова заговорил шёпотом:

— Одна рука была свободна и… и… и… я мог бы… м… м… но у меня не было струбцинки… я потерял… где-то… м… м… м… Я крикнул… не знаю… кто-нибудь мог услышать… мне легче было… когда кричу… м… м… м… Слушайте… можно собаку прогнать… прочь… пожалуйста… Не знаю… мне показалась целая неделя… может, был в обмороке… м… м… м… Я кричал… когда мог…

Наступила продолжительная пауза, и Рольф сказал наконец:

— Мне кажется, я слышал твой крик прошлую ночь, когда мы были там наверху. Собака слышала также. Позволь мне поправить твою ногу.

— М… м… м… да… так лучше… скажи, ты… белый… правда? Не оставляй меня одного… потому… я поступал гадко… м… м… м… Не оставишь, нет?

— Нет, тебе не следует волноваться… мы останемся с тобой.

Хоаг что-то пробормотал, но они не расслышали его слов, и он закрыл глаза. После довольно продолжительного молчания, он дико оглянулся кругом и заговорил снова: