Марк Слоним - По золотой тропе

Когда загораются вечерние огни и трамваи светлыми бусинками перекатываются через мосты, — Град превращается в синее видение, отделяется от холма, летит к еще непогасшим облакам и потом, тяжелея, входит в ночь. Вода у плотины течет безостановочно, бесследно, как минуты и века, с мерным шелестом; пахнет влагой и весной, от Летны тянет легким запахом трав и листьев, — и вновь чудесными и таинственными становятся древние улички за Клементинумом.

——

Старый Город и Малую Страну соединяет Карлов мост. Карл IV выстроил его вместо моста Юдифи, названного по имени жены Владислава I.

В средние века пражане гордились им не менее, чем флорентийцы своим Понте Веккио.

Вход в него через башню, в которой в корзине были выставлены головы казненных в 1621 г. Десять лет оставались они там.

Слева от моста, из воды подымается другая башня — мельничная. Пожар уничтожил ее в XVI столетии, ее построили сызнова, при осаде шведов в 1648 году она была повреждена и через два столетия в нее попали австрийские ядра.

Карлов мост — мост легенд и паломничеств. Здесь замурован тот меч, которым св. Вацлав, в час великой опасности, отразит врагов и освободит Чехию. С XIV века твердо стоит Карлов мост — и это потому, что каменная кладка его была скреплена десятками тысяч яиц. Отсюда, по преданию, вечером 1393 г. был брошен в воду Ян Непомуценский, которого сам король за неповиновение пытал горящим факелом.

Католики украсили Карлов мост как часовню. С обеих сторон, на парапете, кресты, изваяния, фигуры святых. Горит золото распятия с еврейскими буквами, потемневшие статуи жалуются каменно. Бронза, вздетые руки, раскрашенные венки, искривленные тела — холодный пафос барочной скульптуры.

Готическая арка соединяет две сторожевые башни на конце моста. Сквозь ее проход, как в стекло панорамы, видишь новую площадь и улицы. Если не дойти до башен и спуститься по лестнице вниз, попадаешь в сонное царство пражской Венеции — в Чертовку.

Здесь медленно течет вода под железными быками моста, изгибы реки и ее мелкие рукава образуют каналы, неподвижные, точно заводи. Обрушенные домики со стрельчатыми окнами, над которыми неожиданно расцветают мансарды с изгибами рококо, тесно лепятся друг к другу, вырастая прямо из каналов. У разваливающихся строений — пристройки, надстройки, голубятни, и в высокой нише одного дома, под самым треугольным фронтоном лампада с огоньком у потускневшего изображения Богородицы.

Есть домики, как в Венеции — сваями в воде, и когда отбегает волна, источенные бревна торчат темным оскалом.

На небольшой площади, На Кампе, окруженной домами XVII столетия с гербами и фресками в барочных раковинах, дважды в год под деревьями устраивается рынок глиняной посуды и деревенского фарфора. На ларях или в соломе лежат коричневые вазы с черными рисунками, как этрусские, тарелки со словацкими цветами, кувшины с яркими разводами и фарфоровые зверюшки для забавы.

Вечерами, остановившись у плоских лодок, редкие прохожие смотрят на дальние огни города. Отсюда ширью и простором гремит река, и те огни кажутся чужим миром. А летом, на плотах продают сливы и арбузы, весело перебрасываются спелыми дынями задорные полногрудые торговки.

И тут же рыцарь.

У одной из каменных свай Карлова моста стоит на узком цоколе статуя рыцаря с подъятым мечом. Узкое, женственное лицо полно строгой силы; из под шлема выбиваются ореолом тонкие кудри. Сжат печальный, маленький рот. Как копье, вздет меч, как копье — юношески тонкое, стройное тело. Весной и меч и шлем скрыты в листьях деревьев; осененный зеленью, мягче глядит рыцарь, птицы вьют гнезда в сгибе его локтя, не боясь острого меча.

Кто он, этот Хранитель вод? Роланд или легендарный Брунцвик, меч которого сек головы всем врагам? Или же только Сторожевой— и он оберегает реку и берега, глухую заводь каналов, и эти бедные домики с мадонной и лампадкой и красным, трепещущим в ночи огоньком.

В сумерки молодые девушки подолгу глядят на статую — и своего возлюбленного видит каждая в тонком и изменчивом лике Пражского Рыцаря.

——

От Чертовки, мимо садов и стен, можно переулками пройти к Велкопшеровской площади с ее величавыми дворцами XVIII века. А за углом владения мальтийских рыцарей.

Орденская церковь подчеркивает правильностью линий точные пропорции площади. Над дверью двухэтажного дома, где когда то собирались розенкрейцеры и масоны, — белый крест с раструбами, в темном камне над крестом — корона, а над ней бокал с цветами.

Площадь тиха. Не показываются на ней кавалеры со шпагами, у ворот не стучат молотком люди с бледными лицами, полными решимости и вдохновения, а вечерами не громыхают кареты, привозившие аббатов на тайные собрания братства. А по ночам уже не скачет сюда из Лилиовой улицы безглазый всадник на белом коне, в белом плаще — рыцарь храмовник, преданный за богохульство казни и проклятию.

Немного ниже мальтийского храма, площадь с низкими, точно в подвал спускающимися сводами длинной галереи. Выветрился желтый камень аркад; под сводами — зеленые двери и выцветшие ставни у подслеповатых окошечек. На грязных подоконниках хилые цветы. По утрам, вместо цветов — подушки и пудовые перины. У каждого поворота галереи старухи продают сморщенные яблоки, пыльные леденцы и пряничные сердца с голубой глазурью.

Через две улочки — Малостранская площадь.

Над широким храмом св. Николая — зеленая крыша, зеленый купол и барочная башня. С одной стороны примкнули к нему старинные здания с треугольными фронтонами и дворец с зеркальными окнами. А с другой раскрылась площадь.

Все в ней неправильно: она идет в гору, неровно; дома и дворцы окружают ее прерывистой линией; аркады и проходы образуют вокруг нее сплошную галерею. От нее во все стороны вверх, по холму, тянутся узкие улички с домами, на которых красуются каменные знаки: тройка червей, скрипка, три колокольчика. В этом доме и были три колокольчика: в один звонили к трапезе, в другой к молитве; третий возвещал о смерти.

На Малой Стране жили графы и чародеи, честные ремесленники и грешные красавицы. На ее улицах сохранились дворы XVI и XVII столетий, с внутренними галереями, лестницами и лоджиями. О некоторых из них ходят страшные рассказы. Вон тут по ночам блуждает дух монахини: за нарушение обета целомудрия ее живой замуровали в келье монастыря, который выходил на Малостранскую площадь, и до сих пор тоскует грешная душа, не примиренная с Богом. Вон там неверная жена вбила гвоздь в голову мужа: по ночам он стонет в заброшенном доме. За углом, в кабачке, во время мора и голода, поразившего Прагу, скучающий старый могильщик играл в карты с мертвецами, пока не пал бездыханный. Сюда на своем плаще самолете прилетал доктор Китл, продавший душу дьяволу и умевший исцелять все недуги, а злых духов обращать в ворон.