Георгий Попов - Первое лето

Проснулся и дядя Коля.

— Что ж, ребятки, вперед? — сказал он, ощупью одеваясь и беря рюкзак.

Мы не знали, как далеко до места, где вчера горел костер. Дядя Коля сказал, что километра два. Но могло быть и дальше — ночные расстояния обманчивы… Поэтому, идя цепочкой, след в след, ухо держали востро. Я говорю — ухо, потому что зрение в данном случае было для нас слабым подспорьем. В долине стоял такой туман, что из него торчали верхушки лишь самых высоких деревьев.

— Тихо, ребятки, тихо, — шепотом наставлял дядя Коля. — 'Федька наверняка еще дрыхнет без задних ног. Он всегда продирает глаза с трудом. Мы должны подкрасться незаметно и застать его врасплох. Не то он, подлец, мой «Заур» пустит в ход.

Примерно минут через сорок мы почувствовали запах дыма. В костер подбрасывали пихту — она далеко пахнет… Дядя Коля потянул в себя и предупредил, что осталось немного. Теперь через каждые пятьдесят — сто шагов он останавливался, подавал нам знак: «Тихо, ребятки!» — и замирал, прислушивался.

Наконец мы вышли к какой-то неширокой речонке, ласково журчавшей на перекатах.

— Большая Китатка, — сказал дядя Коля.

До костра оставалось совсем немного, мы уже слышали хриплое покашливанье: «Кхе-кхе!» Дядя Коля кивнул: «Айда!» — и, слегка наклоняясь, перебежал дальше. Послышались голоса людей. Судя по голосам, у костра было человека три-четыре, может быть, и пять.

Мы постояли-постояли в кустах, потом вышли на открытую, почти совсем голую поляну и не таясь направились вдоль берега. Через минуту в поредевших сумерках мы увидели троих рослых мужчин. Один из них умывался, намыливая лицо и шею. Другой сидел на малахитовом от мха камне-валуне и чинил рубаху. Третий возился у костра, то шуруя, то помешивая в котелке. Глянув на котелок, из которого во все стороны распространялся приятный запах, я вспомнил, что вчера мы легли спать, не поужинав, а сегодня отправились в путь-дорогу, не позавтракав… Под ложечкой у меня засосало.

— Здорово ночевали! — проговорил дядя Коля, подходя к костру и снимая кепчонку.

Тот, что умывался, нехотя распрямил спину и глянул на нас сквозь щелку в мыльной пене. Второй, занятый починкой рубахи, тоже посмотрел на нас и кивнул слегка. И только третий, кашевар, худощавый и белозубый, ловко перекинул ложку из правой руки в левую и шагнул к нам:

— Здорово! А нам что-то начало везти! Все лето никого, кроме медведей, и вдруг — вчера один, сегодня трое!

— Непрошеный гость — что в горле кость, ты это хочешь сказать? — переходя на шутливый тон, продолжал дядя Коля. — А вы кто же будете, охотники?

— Не угадал, батя, — засмеялся кашевар. — Пардон! — Он наклонился над висевшим на таганке котелком, снял ложкой пену и снова распрямил спину. — А вы, судя по экипировке, шишкарите? Что ж, лето нынче урожайное, знай не ленись!

— Тогда геологи, не иначе, — догадался наконец дядя Коля, приглядываясь к обстановке.

Недалеко, под соснами, виднелась палатка с провисшим верхом. Возле палатки стояли полные рюкзаки, рядом — молоток на длинной рукоятке, с какими обычно работают геологи. Здесь же, у палатки, висела некогда синяя, а теперь совсем выцветшая рубаха. Кто-то из этих троих постирал ее и повесил сушить.

— Вот это в точку! — подтвердил кашевар. — Что, уже встречались с нашим братом?

— Доводилось, — кивнул дядя Коля.

Мы скинули свои рюкзаки с плеч, сложили их кучкой отдельно, недалеко от костра.

«Где же Федька? Может, он и есть тот, вчерашний?»— подумал я. Эта мысль, наверное, пришла в голову также дяде Коле и Димке. Во всяком случае, они глянули на геологов, потом перевели взгляд на палатку с провисшим верхом. Если тот вчерашний здесь, то он наверняка дрыхнет сейчас в этой палатке.

— А вы кто такие? — спросил геолог, утираясь льняным полотенцем и подходя к костру. Лицо его было смугло от загара, глаза большие, выпуклые. Можно было подумать, что эти глаза с чужого лица.

— Мы так, отчасти шишкари, отчасти золотоискатели, — ответил дядя Коля.

— Где же ваши шишки? — недоверчиво глянул на него человек с выпуклыми глазами. Он не спеша подошел к палатке, повесил полотенце на колышек и вернулся к костру.

— Тайга… — развел руками дядя Коля.

— А что тайга! Шишек в тайге хватает, была бы охота.

— А нам вот и не хватило, — улыбнулся дядя Коля. — Ходили-ходили и ничего не выходили.

Третий, бородач, между тем кончил латать рубаху, надел ее, заправив в брюки, и тоже подсел к нам. Волосы у него были черные, с легкой курчавинкой, брови тоже черные. Обращаясь к своим дружкам, он простодушно пожурил:

— Люди, поди, есть хотят, а вы — тары-бары… Вы что ж, так всю ночь и топали?

— Нет, почему же, ночью мы спали. И недалеко отсюда спали, в часе ходьбы. Утречком глядим — дымок через туман сеется… Быстренько собрались и айда!

— Так садитесь поближе, что ж вы… Медвежатиной не брезгуете? Ну и прекрасно! — пригласил кашевар, снимая котелок с таганка. — Попался тут один, не захотел уступать дороги, вот и пришлось отправить его в котел…

— Не захотел, так ясное дело, — понимающе кивнул дядя Коля.

Мы — все трое — сходили к речке, умылись и только после этого подсели к геологам.

Как скоро выяснилось, кашевара звали Виктором. Выпуклые глаза назвались Александром. Ему не было и тридцати, хотя с бородой он выглядел на все сорок. Последнего звали Серегой. Крупный мужчина, кряжистый, как говорят про таких в Сибири, он смотрел чуть-чуть вприщур и немного исподлобья.

Старшим в группе был Александр, а для нас с Димкой — Александр Николаевич, высокий, подтянутый, с острым взглядом и таким же острым, резким голосом.

— Давайте, ребятки, в медвежатине самая сила, — подтолкнул нас дядя Коля.

Хлеба у геологов не оказалось, давно вышел. Дядя Коля предложил каждому по сухарю. Александр Николаевич свой сухарь размочил в кружке чая. Взяли сухари и остальные. Мы с Димкой принялись за еду последними. Чай, сухари — пища привычная. А вот есть медвежатину нам, признаться, еще не доводилось.

— Вы что, брезгуете? — догадался Виктор.

— Почему же… — возразил Димка и решительно поддел ножом кусок мяса.

Я последовал его примеру.

— Ешьте, злее будете! — мотнул лохматой головой Серега. — Жалко, что поздно пришли. Мы бы вас печенкой угостили. Медвежья печенка — это, знаете ли, де-ли-ка-те-с!

Сейчас это может показаться странным, почти невероятным, но это факт, что геологи тоже ничего не знали о войне. Оказалось, они отправились в тайгу еще в мае, от основной базы оторвались, и живут старыми, довоенными представлениями.

— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! — разлохматил пятерней волосы Виктор.

— Помолчи, — отмахнулся от него Александр Николаевич. — Так рассказывайте, рассказывайте, мы же ничего не знаем… — Он пересел поближе, приготовился слушать.