Михаил Колосов - Бахмутский шлях

— Подожди, не все сразу. Дай хоть что-нибудь мне спросить…

— А то у нас совсем партизан нет.

— Нет? — удивился дядя Андрей и хитро сощурил глаза.

— Нет, — убеждал я его. — Мы с Митькой хотели убить коменданта. Да разве из поджигалки убьешь? Глаз себе Митька чуть не выбил — и все. А теперь мы готовимся освободить пленных из лагеря. Только нагана нет. У вас есть наган?

— Есть.

— Один?

— Один.

— Жалко. Если б два, вы б нам один дали.

— Обязательно. — Дядя смотрел на меня ласковыми глазами и крепко сжимал мое плечо. — Это какой же Митька?

— Горшков, их хата на углу стоит.

— Отец машинистом работал? Знаю. — Дядя помолчал. — Тут немцы поблизости где-нибудь стоят?

— Нет. На нашей улице редко они останавливаются. А у нас всего лишь одни раз стояли, да и то не настоящие немцы.

— Как не настоящие?

— Австрийцы. Двое их всего было. И ничего нам не сделали. Только в последний день, когда уже уходили, плакали. Один говорит маме: «На фронт… капут… Я никс война». Это значит — не хочу войны. «Война никс гут». Других выгоняли из хат в сараи, а у нас ничего. Ну это потому, что не настоящие немцы, а австрийцы. Правда?

— Плакали, говоришь? — переспросил дядя.

— Плакали.

— Почувствовали, значит, как с русскими воевать.

— У нас сейчас пленный живет.

— Какой пленный?

— Обыкновенный, наш русский, из лагерей. Мама сказала, что это наш Лешка, его и отпустили.

— Так просто? — удивился дядя.

— Нет. За взятку отпустили. Ну сейчас там уже не то, и близко не подпускают к лагерю.

Дядя Андрей покачал головой, то ли удивляясь, то ли сожалея о чем-то.

— Ну, а что этот пленный, куда он смотрит? — спросил дядя.

— Как куда смотрит? — не понял я.

— Ну, чем он занимается, что говорит, что думает дальше делать?

— А! Через фронт думает идти, к нашим. У него рана уже почти совсем зажила.

— Через фронт?

В этот момент меня позвала мама:

— Ну что ты там, провалился, что ли? Никак не можешь без баловства.

Я кинулся было к выходу, но меня удержал дядя. Он приложил пальцы к губам, прошептал:

— Никому ни слова, понял? Ни матери, — помолчав, он добавил: — ни Митьке.

Я кивнул понимающе головой.

— Иди. Принесешь мне незаметно воды, пить хочу.

Я спрыгнул с сарайчика, мама набросилась на меня с упреками:

— Ну что, спрашивается, делал там так долго? Домовой тебя держал, что ли?

— Домовой, домовой! Как у бабки Марины, только домовые да ведьмы на уме.

Мама удивленно взглянула на меня: что это со мной, почему я так грубо отвечаю? «И в самом деле, почему?» — подумал я. Да и получилось это как-то непроизвольно. Я был переполнен радостью и, наверное, чтобы не проговориться, скрыть возбужденное состояние, решил нагрубить. Мне стало стыдно, и я сказал как можно мягче:

— Там же надо было сухую кукурузу сгрести в кучу, сложить к фронтону, а эту разбросать.

Мама, укоризненно покачав головой, пошла в комнату.

Дядя Андрей пил с жадностью, большими глотками, кадык его размеренно двигался вниз и вверх. С уголков рта по подбородку стекали на грудь поношенной железнодорожной гимнастерки две прозрачные струйки.

Напившись, он передохнул, вытер широкой ладонью рот, подбородок, сказал:

— Хороша водица! — Дядя отставил в сторону пустую литровую эмалированную кружку, поманил меня к себе пальцем.

— Теперь о деле, Петро. Очень серьезное дело хочу поручить тебе.

— Мне?

— Да. Не горячись только. Нужно пойти кое-что разведать.

— В разведку! Давайте, куда идти…

— Не горячись, говорю, — внушительно сказал дядя. — Это не игрушка.

Я почувствовал, что от стыда у меня загорелись уши: какой все-таки я несерьезный! Дядя может раздумать, не доверит мне…

— Нужно пойти на Степную улицу. У самой водокачки крайний домик.

— Из шпал?

— Да. Покрытый этернитом.

— Знаю. Там, кажется, сапожник живет?

— Прекрасно. Постучишь, но так, чтобы никто не видел, и спросишь: «Туфли починяете?» Если в ответ спросят: «Мужские или дамские?», отвечай: «Дамские». — «На высоком каблуке?», отвечай: «Нет, на низком». И если тебе скажут: «Починяем, ваш товар», пообещай: «Товар будет».

— И все? — спросил я разочарованно.

— Нет. После этого скажешь: «Нужна встреча». По пути посмотришь, как лучше туда пройти незамеченным, на каких улицах стоят немцы, ходят ли патрули.

— И ничего не надо передавать?

— Ничего.

Дядя Андрей заставил меня несколько раз повторить вопросы и ответы и, когда убедился, что я все запомнил, еще раз предупредил:

— Смотри, Петро, если перепутаешь слова или будешь говорить лишние, ты ничего не узнаешь.

— А что мне узнавать-то?

— Там скажут. И еще помни. Если тебе будут отвечать не так, дальше не говори ни слова, своди разговор на другое. Скажи, например: «Я принесу туфли, вы посмотрите», — и кончай разговор, уходи. Помни, Петро, что там может быть засада, так что будь осторожен. А если тебя схватят? — вдруг спросил он.

— Ни слова не скажу, пусть убивают — не скажу! — выпалил я, глядя дяде прямо в глаза.

— Верю. Иди. — Дядя Андрей пожал мне, как взрослому, руку, похлопал по плечу.

— Если долго меня не будет, значит попался, — сказал я дрогнувшим голосом. — Вы уходите тогда и Сергея предупредите.

— Хорошо, Петро. Думаю, что этого не случится. — Он прижал меня к себе и крепко поцеловал. — Иди.

Было совсем темно, когда я подошел к нужному мне домику и постучал в окно. Нижний угол плотной занавески осторожно приподнялся, к стеклу прильнула молодая женщина:

— Кто там?

Я молчал, не зная, что делать: то ли сразу спрашивать, то ли просить, чтоб открыли дверь?

— Выйдите на минуту, — сказал я наконец.

Женщина недоуменно смотрела в окно, стараясь получше разглядеть меня. Потом, не торопясь, опустила занавеску и плотно пришпилила ее, чтоб свет не проникал на улицу. Через некоторое время стукнул поднятый крючок, и она вышла ко мне.

— Туфли починяете? — сказал я.

— Какие туфли? — не очень ласково спросила она меня.

Я молчал, и она продолжала:

— Шо ж тебе дня не было — ночью пришел?

«Ну все, — подумал я, — больше мне делать нечего, надо сматывать удочки, пока не поздно».

— Значит, некогда было, днем кукурузу пололи. Если починяете, так завтра принесу, — сказал я, отступая к калитке.

— Подожди, спрошу, — она ушла в дом.

Я стоял и с трудом удерживал себя, чтобы не пуститься отсюда во все лопатки. Может, она догадалась, а там засада, сейчас выйдут, схватят, и все? Лучше уйти, пока не поздно: уже ясно, что это не то, что нужно дяде Андрею. «Уйду», — решил я, но в этот момент меня позвали:

— Хлопец, зайди в хату!

Я хотел идти к двери, но ноги не слушались, тянули к калитке.

— Ну, скоро! — нетерпеливо сказала женщина, и я, споткнувшись о порог, влетел в сени.