Михаил Колосов - Бахмутский шлях

— Оборону занимают, — заметил парень, — значит, жмут наши.

За переездом немцы, которые вели нас и все время подгоняли сзади, перешли в голову колонны и быстро пошли вперед не оглядываясь.

Первым это заметил Митька.

— Они нас бросили, — сказал он.

— Да, похоже, что так, — подтвердил желтолицый парень. — Но назад ходу нет. Надо нам разбрестись по дороге по одному и…

— Могут пострелять, — дрожащим голосом сказал старик.

— Что-то живот заболел, — проговорил Митька, — сбегаю в кусты, — он кивнул мне и вышел из колонны. На него никто не обратил внимания, и Митька скрылся за деревьями посадки, которая тянулась вдоль дороги.

Я чуть приотстал от колонны и тоже направился к посадке.

Сердце колотилось, в голове стучало — хотелось побежать, но я сдерживался, чтобы не обратить на себя внимания. Все время ждал, что вот-вот кто-то из немцев окликнет меня или выстрелит в спину… Вот-вот…

До деревьев было всего несколько метров, но они, будто во сне, никак не приближались. Ноги подкашивались и совсем не слушались. Наконец я, как утопающий, схватился за ветку, подтянулся к ней, вошел в посадку и упал. Я не мог отдышаться, словно бежал много километров.

Подошел Митька, присел на корточки.

— Что с тобой?

— Не знаю… Наверное, с перепугу…

— Ничего… Кажется, никто не обратил внимания. Вставай, пойдем.

Я поднялся. Мы посмотрели на дорогу, наших уже не было видно, ушли далеко. Шоссе было запружено немецкими машинами, подводами, солдатами.

— Пошли, нечего ждать, — тронул Митька меня за плечо.

Мы вышли на противоположную сторону посадки, остановились: впереди было чистое поле, выходить нельзя. Далеко за бугром чернел лесок, перед ним длинной лентой тянулась кукуруза. Вот туда бы нам добраться!

— Давай до вечера тут под кустом спрячемся, а потом пойдем, — предложил я.

— Нет, что ты! — запротестовал Митька. — Случайно какой-нибудь немец наскочит и прихлопнет. Надо идти. За посадкой не видно. Ну? — повернулся он ко мне. — Что будет!..

И мы рискнули. Шли не оглядываясь, молча и старались как можно спокойнее. А потом не выдержали, оглянулись и, словно по команде, пустились бежать, хотя за нами никто не гнался. В кукурузе пошли шагом.

— Наверное, им теперь не до нас, — сказал Митька.

— Подожди ты радоваться…

— Теперь все! — махнул рукой Митька. — Дорога далеко. Если только из пушки начнут палить.

Стало вечереть, а мы все шли и шли, подальше от шоссе, от железной дороги. Когда совсем выбились из сил, присели отдохнуть.

Кукуруза была уже высокая — по грудь. Мы легли на землю, и нас совсем не стало видно. Митька лежал на животе, рвал травинки, откусывал и выплевывал.

— А куда дальше пойдем? — спросил он.

— Как куда? Домой.

— Там немцы. Через пути не перейдешь. Видел, что делается?

— Как же быть?

— Не знаю.

— Не лежать же здесь все время?

— Конечно, не лежать.

Мы замолчали. Мне стало грустно: ведь одно название — домой, а на самом деле никакого дома у меня нет. Так что мне все равно куда. Хоть снова на хутор к тетке Анфисе.

И как только я подумал о ней, сразу обрадовался: есть куда идти!

— Митька, пойдем на хутор к тетке Анфисе, где я зиму был. Стоит он в глуши, немцев там наверняка нет.

— Пойдем, — согласился Митька и сразу встал.

До хутора мы добрались поздно ночью, наверное, уже под самое утро. Тетка Анфиса долго не впускала нас, пока не узнала меня окончательно.

В хате я рассказал ей, откуда мы и зачем. Она кивала головой, удивлялась, но слушала как-то рассеянно: видно было, что она думала о чем-то другом. Придерживая на груди концы платка, она посматривала то на меня, то на Митьку и что-то мучительно соображала.

Вскоре кто-то постучал. Мы с Митькой встрепенулись, а тетка побежала в сени. Там она с кем-то говорила и вернулась в хату.

— Кто там? — спросил я.

— Какой-то человек просился переночевать, но я сказала — негде. Наверное, вроде вас…

Я не поверил ей — слишком смело она пошла открывать, но больше не расспрашивал.

На другую ночь тоже постучали, и я стал догадываться, что тут что-то не так. А когда она, улучив минутку, спросила про Митьку — надежный ли он, я уже не сомневался: тетка занимается каким-то делом. Но каким — не знал. И, лишь когда неожиданно появился дядя Андрей, я понял, что она выполняет его задания.

Он пришел не один, с ним был какой-то мужчина. Они долго расспрашивали нас.

— О, как немцев гонят наши! — сказал я. — Скоро будут здесь.

— Скоро, ребята, скоро! — подтвердил дядя Андрей. Он достал кисет, хотел закурить, но раздумал, посмотрел на тетку. — Анфиса, когда ты бросишь свои чудачества?

— А что, это мешает? — спросила она просто.

— Сейчас нет, вроде как даже помогает: маскировка.

— Ну вот. А о другом времени поговорим тогда, когда оно придет.

— Да, — протянул дядя неопределенно. — Теперь ты насмотрелась на всяких людей — и на божественных и на безбожников. Вон у них у каждого солдата на пряжке пояса написано: «С нами бог». А что творят!

Мужчина добавил:

— Да. Разбойники с большой дороги.

Дядя спрятал кисет, посмотрел на нас с Митькой.

— Эх, хлопцы, пороть вас некому. Сидели б у бабушки на печи. — Он обернулся к мужчине: — Фронт хотели перейти! Видал, какие? — Дядя посмотрел на меня. — Ну, подожди, я возьмусь за тебя… — пригрозил он, хотя в голосе его чувствовалась ласка. Он положил мне на плечо руку, привлек к себе.

— А сам, вспомни, в гражданскую не таким был? — спросил мужчина, улыбаясь.

Дядя Андрей промолчал.

— Тогда не так, проще было, — сказал он немного погодя. — А сейчас… Ты знаешь, что вот этим ребятишкам пришлось пережить? Если бы перед войной кто сказал, что такие ужасы придется увидеть, не поверил бы…

Они еще немного посидели и ушли. На прощанье дядя Андрей сказал:

— Ну что ж, живите, тут спокойней, чем в Андреевке. Помогайте тетке по хозяйству. И следите за своими языками, — и тут же, увидев наши удивленные лица, поднял руки, замахал: — Знаю, знаю… Вы хлопцы стреляные, но все-таки… Спокойной ночи.

У тетки Анфисы мы пробыли недели две. Помогали ей убирать огород: копали картошку, чистили сад. Соседи знали, что мы из Андреевки (я был старый знакомый), убежали подальше от фронта, и поэтому никто не любопытствовал.

Лето кончилось. Иногда над хутором проносились большие стаи скворцов, некоторые из них с шумом набрасывались на опустевшие сады, орали и так же с шумом, словно ураганный дождь, срывались, летели дальше. Вишни давно уже отошли. В такую пору на самых верхушках кое-где оставались перезрелые сморщенные от солнца отдельные ягоды. Но какие они сладкие и вкусные! Достать их было трудно, поэтому ими лакомились птицы.

По всему было видно, что фронт прорван: гул артиллерийской канонады приближался с каждым днем и не прекращался ни на минуту.