Михаил Колосов - Бахмутский шлях

Старик умолк и смотрел в землю, словно хотел вспомнить еще что-то и не мог. Все молчали. Тогда майор опять к нему с вопросом:

— А женщин когда стали расстреливать?

— Этого я вже не бачив. Но рассказують: когда нас загнали в хату и подпалили, то жинки кто кинувся до нимцив просить, шоб спасли, а кто до лесу — убегать стали. Тут нимцы и начали их с автоматов. Мало кто спасся. Вот Катря: — старик кивнул на стоявшую в стороне женщину.

Она, казалось, никого и ничего не слышала, стояла, сложив на животе руки и склонив голову, о чем-то думала. Даже когда старик назвал ее, она не двинулась с места, и ни один мускул на ее лице не дрогнул.

— Ну, а эта история, с младенцами?..

— Это ще мы стояли… Уже всех согнали, а нимцы на нас кричали: «Век! Век!», значит — «Иди! Иди!» — и показывают, куда идти. И тут жинка Митри Кавуна подбежала к офицеру и стала просить, шоб нас не губили, шоб дитэй пожалели, вот таких, яку нее на руках, маленьких. И она простягла дитину, шоб он побачив. А офицер шось прокричав, пидскочив солдат, схватил эту дитину у Митриной жинки да и у колодезь. Поднялся гвалт. Нас погнали, а там, я вже цього не бачив, люди казали, шо солдаты начали отнимать дитэй у жинок и кидать их у колодезь.

Все оглянулись на колодец и по одному, как-то несмело, стали подходить к нему. Но приблизиться вплотную к колодцу никто не решался, остановившись шагах в пяти от него, смотрели издали.

Первым к колодцу подошел майор. Он заглянул в него и тут же отошел. За ним стали подходить остальные. Яшка тоже подбежал, хотел протиснуться, посмотреть, но его тронул за плечо шофер, который уже успел заглянуть в колодец.

— Не надо, — сказал он Яшке. — Лучше не смотри… Пойдем. — И увлек Яшку за собой к машине.

Шарип расхаживал по обочине дороги, нетерпеливо ждал их с водой.

— Вас за смертью посылать хорошо: долго ходишь. — И, увидев, что они пришли пустыми, удивился: — Нет в селе вода?

— И села нет, — сказал шофер. — Немцы сожгли и людей убили. А колодец младенцами забит, — шофер шаркнул резиновым ведром по радиатору, опустил с грохотом капот.

— Зачем такое? — подошел к нему Шарип.

— Зачем! Зачем! — рассердился шофер. — Затем, что это были фашисты! «Зачем»?! Это ты у них спроси — зачем! У тех, кто это сделал. Вот едешь на фронт, там и спроси у гадов — ты их ближе увидишь!.. — Шофер кивнул Яшке, чтобы он забирался в кузов.

Машина рванулась, словно ее толкнули сзади, взвыв мотором, понеслась по шоссе. Яшка боялся, что рассерженный шофер не удержит грузовик на дороге, перевернется в кювет.

Большой город Ковель, народу много толчется в нем.

Особенно военных — на каждом шагу. Не успел Яшка с Шарипом пройти и полквартала, как их остановил патруль. Два солдата с красными повязками на левой руке потребовали у Шарипа документы. Шарип достал свою бумагу и, пока те читали ее, все время втолковывал им, откуда он и куда идет. Яшка волновался за него, ему казалось, что Шарип слишком много говорит, будто провинился в чем-то и теперь оправдывается. Яшка даже за рукав его дернул, чтобы тот подождал, пока патрули прочитают справку. Но Шарип продолжал свое:

— Из госпуталь я, понимаешь? Свой часть иду…

Солдаты вернули справку, и Шарип так обрадовался, что даже спросил у них дорогу на станцию. Те махнули рукой вдоль по улице и пошли дальше. Яшка не выдержал, окликнул патрулей, стал расспрашивать о госпитале, торопливо объяснять, зачем он ему нужен.

— Тут много госпиталей, — сказал один из них, не останавливаясь, — в комендатуре узнай.

Хотел спросить Яшка, где комендатура, но солдаты, наверное, торопились, не ждали больше Яшкиных вопросов. А может, им надоели такие расспросчики. И стоит Яшка, не знает, как быть. Оглянулся на Шарипа — и тот уже далеко ушел, не ждет. Плюнул с досады, побежал к Шарипу, догнал, зашагал рядом.

На вокзале военных еще больше, вот-вот потеряет Яшка в этой сутолоке Шарипа. А того как подменили, мотается взад-вперед, будто знакомых ищет, Яшку совсем не замечает. Наконец остановился, вытер лоб, проговорил:

— Все чужой, ни один собака из наша часть нет. — Он взглянул на Яшку, улыбнулся, а потом вдруг, поддернув вещмешок, сказал: — Ну, я пошла искать попутный транспорт. Прощевай, — Шарип сжал Яшкино плечо и ушел.

А Яшка остался стоять на месте, будто его пригвоздили. Он мешал людям, его толкали, но Яшка не двигался и все смотрел в ту сторону, куда ушел Шарип. Тоскливо и одиноко вдруг сделалось на душе, словно его обманули, обидели.

«А что он, обязан со мной возиться? — стал рассуждать Яшка. — У него свои дела, свои заботы. Он торопится скорее в свою часть…»

Медленно поплелся Яшка по перрону, миновал ошарпанный кипятильник с большой надписью на стене «Горячая вода» и пожилой теткой за стеклом, поравнялся с наспех сколоченной деревянной уборной. Хоть и не хотелось — зашел. Переступая через густо налитую хлорку, поморщился от кислого запаха. Вышел, поддернул штаны и не повернул к станции, а спустился с платформы, узкой тропинкой пошел дальше. Сожженные и разбитые дома пугали своей пустотой. Тут же валялись кверху колесами обгорелые скелеты вагонов. Робко покрикивали маневровые паровозы, позвякивали буфера.

Огляделся Яшка и только теперь заметил, что наступает ночь. На маленьком паровозике, остановившемся неподалеку, тускло горели фонари, прикрытые щитками. Паровозик постоял немного, пискнул два раза и, тяжело отдуваясь, укатил. Стало совсем тихо и одиноко. Яшка повернул обратно, к людям.

В деревянном бараке, выстроенном на пустыре вместо разбитого вокзала, было полно народу. Инвалиды, женщины, дети, старики при тусклом свете маленьких лампочек у самого потолка непрерывно суетились. Одни уже укладывались на ночлег, другие поднимались, выходили. Над всеми висел густой и тяжелый табачный дым. Время от времени сквозь сплошной гомон раздавался умоляющий женский голос:

— Хоть курить бы выходили! Задохнуться можно…

Никто не отвечал, каждый был занят своим делом.

Высмотрел Яшка свободное местечко у самой стены, стал пробираться. Переступая через лежащих прямо на полу, он покачнулся и наступил кому-то на ногу. На него заворчали: «Шпана еще тут разная шныряет… Погибели на вас нету…»

Покраснел Яшка, хотел огрызнуться, да сдержался: сам виноват, наступил на человека. Уж лучше промолчать.

Добрался до намеченного местечка, сел, привалившись спиной к стенке, обнял на коленях свой вещмешок, осмотрелся. Напротив, на узле, сидит молодая женщина с ребенком, подозрительно косится на Яшку. Он отвернулся, вроде увидел что-то интересное, но все время чувствовал, что женщина не спускает с него глаз. «За жулика, наверное, принимает», — подумал Яшка и снова взглянул на нее. Она быстро одернула подол, забегала растерянно глазами, стала усиленно трясти свою девчонку, хотя та тихо дремала у нее на коленях. Чтобы не видеть и не беспокоить женщину, Яшка уткнулся лбом в вещмешок, сделал вид, что ему хочется спать и ни до кого нет дела.