Павел Шуф - Улыбка лорда Бистузье

— Нам надо поговорить, Алла Сергеевна, — мягко сказал лейтенант Барханов.

Мама засуетилась:

— Входите… Конечно… Рада…

— Но так, — он скосил взгляд на меня, — чтобы не мешать Володе. Ему, наверное, уроки надо делать.

Ясно, хотел говорить с мамой без меня. А мама… Она была уже совершенно убеждена, что сейчас ей предстоит узнать от милиционера обо мне нечто совершенно ужасное.

Они скрылись в другой комнате, и мама плотно прикрыла дверь. Какие уроки! Я уныло слонялся по комнате, не находя себе ни места, ни дела.

Они вышли через полчаса. У мамы были глаза, полные слез.

— Не переживайте, Алла Сергеевна, — говорил лейтенант Барханов. — Все будет хорошо. А это на него очень похоже. Я ведь до сих пор голову ломаю — как же загорелся вдруг складик при его магазине. Вроде бы там и проводки нет, и отопительных приборов. А ведь загорелся. Сам он объяснил тогда, что рядом постоянно пацанва вертится — вот, мол, кто-то озорства ради и швырнул окурок в незастекленный проем окна. Чушь, конечно. Но и других доказательств мы не нашли. Скользкий тип этот Суровцев…

Суровцев?! Он сказал Суровцев? Динэр Петрович? Да ведь это же отец нашей франтихи и задаваки Кати Суровцевой! Чаще мы называли ее — Кэт… Дочь директора магазина, она любила пофасонить в чем-нибудь неожиданном — будто она не рядовая пионерка, а звезда экрана. И про сгоревший складик я знал отлично. Однажды ночью он вспыхнул и угас навеки, и тушить можно было только память о нем. Лейтенант Барханов был прав — следствие так и не смогло в тот раз установить причину пожара. Сам же Суровцев упрямо настаивал, что в пожаре виноваты шалопаи-курильщики, которых Минздрав предупреждает, но не обо всем. О том, к примеру, что непогашенный окурок может быть причиной пожара, на сигаретных пачках нет ни слова. Впрочем, об этом должен был бы предупреждать курильщиков не Минздрав, а Минпожар. А версия с окурком — чистая легенда, это же любому ясно. Лучше бы Динэр Петрович в тот раз сочинил, что на соломенную крышу складика упал раскаленный в ледяных пучинах космоса метеорит, или что злодейка Луна сработала как лазер — собрала увядающие закатные солнечные лучи в жгучий пучок и стрельнула им в сторону Земли. И угодила шальным пучком прямиком на бедную крышу склада. И выходит, что факт пожара следует отнести не к истории уголовного дела, а к истории астрономии, к загадкам Вселенной…

Неужели — Катя?.. У меня заломило виски, А что, вполне возможно. Последние три контрольные она мастерски сработала на двоечки. Двоечка просилась и в четвертные, прямо-таки плыла в табель, и отказать ей, пузатой ладье, было, пожалуй, невозможно. Неужели они так подло решили отомстить маме за ее несговорчивость, твердость? Впрочем, уже не время задаваться вопросами, нужно искать ответы. Громкий разговор родителей и в эту ночь долго не давал мне уснуть.

— Видишь, я был прав, — это папа. В голосе нет жесткости, только жалость, мягкая укоризна. — Наглецы сильны лишь тем, что их прощают, не желают связываться и пачкаться. Разве я не прав?

— Прав… — виновато уронила мама и всхлипнула. Мне было ужасно жаль ее и хотелось закричать на весь дом, на весь поселок: «Не плачь, мама, мы знаем, что все это неправда».

Мама, конечно, расстроилась. Это сейчас она была такой. Наши слабаки по математике ни за что бы не поверили, что Алла Сергеевна умеет плакать и что с последним экзаменом в институте не сдала на вечное хранение и слезы. Ведь не было еще такого, чтобы кто-нибудь смог вымолить у нее три с минусом там, где ответ или контрольную можно было увенчать двойкой и только двойкой… Пусть даже с плюсом… Проклятый шкаф!.. Если бы был заперт и он, может, ничего и не случилось бы. Не стали бы провокаторы вываливать своих кальмаров на стол…

И тут я придумал отличную вещь. Что если утречком, еще до уроков, сбегать к Николаю Степановичу? Отец Васьки Кулакова — столяр милостью божьей. У него и замочек сыщется, и вставит он его в дверцу шкафчика в секунду. Думаю, не откажет.

Николай Степанович вопросов не задавал.

— Сработаем, коли надо! — с ходу пообещал он. — Вот подберу замочек махонький и приду. Сегодня же. Слово мое верное. Для дорогой Аллы Сергеевны мне ничего не жалко. Что надо в кабинет — пускай смело просит. Мой рубанок всегда в ее распоряжении.

До уроков поспел я и к лейтенанту Барханову.

— Виделся с завмагом, — сообщил он.

— И что же?

— Сама невинность. Говорит, кальмаров только в кино лицезрел, а на прилавке его, говорит, морские зверюги сроду не водились. И что все остальное — поклеп на честного человека, передовика отрасли.

— И письмо отрицает?

— Смеется. Говорит, у него своя пишущая машинка есть, чужая ни к чему.

— Станет он на своей печатать. Себя же и выдать!

— Ясно, придуривается. Ну ничего. Мыслишка у меня одна появилась. Я сейчас на мотоцикле кое-куда слетаю…

Николай Степанович был так же точен, как плотницкий уровень, которым он проверял и углы, и поверхности. В кабинет математики он вошел после второго урока с ящиком инструментов. Поздоровавшись, деловито осведомился:

— Который тут шкаф барахлит, показывайте, Алла Сергеевна.

Мама удивилась:

— А что, собственно, случилось?

Николай Степанович достал из-за уха остро отточенный карандаш и принялся размашисто чертить им в воздухе:

— Так ведь сынок ваш, Володя… Замок, говорит, надобно врезать. Чтобы неповадно было лазать кому ни попадя. Есть у меня замочек такой, — он кивнул на свой ящик. — Щас врежу, вы только покажите — куда.

Мама поджала губы, сердито стрельнула в мою сторону и громко сказала:

— Вот какое дело, Николай Степанович… Володя не смог вам правильно объяснить. А просьба у меня, и правда, имеется. Видите эти шкафы? — Она обвела рукой вдоль стен.

— Как не видать? — согласился Николай Степанович.

— Ну так вот. Нужно из каждого вывернуть замок. Понимаете — вывернуть…

Николай Степанович заморгал. Было от чего прийти в изумление.

— Это как же? В смысле?

— В самом прямом смысле! — подтвердила мама. — Они нам мешают работать. Постоянно открывать, закрывать — целая история. Одним словом, помогите, коли есть желание. А вот и ключи. Тут все…

Столяр виновато развел руками:

— Желание-то наше, знаете как? Что хозяин желает, то и сработаем.

Он выворачивал замки и складывал их аккуратной стопкой. Завершив дело, показал маме:

— Вот замочки ваши. Все до единого.

— А вы их с собой заберите, — сказала мама. — Они нам больше не понадобятся.

Николай Степанович никак не решался, и тогда мама вдруг обратилась к Суровцевой:

— Катя, прошу тебя — помоги. Николаю Степановичу.

Суровцева поднялась из-за парты, заливаясь краской.

— Я?.. Что?