Юрий Иванов - Сестра морского льва

Пришла Лена, устроилась рядом. Вечерело, и потому так далеко разносились звуки: торопливо стучал топор, где-то хлопнула дверь, слышался детский смех, кто-то бежал по мостику. На берегу бухты с чемоданами и мешками толпились мужчины и женщины, поджидавшие пароход, а между ними ходила Мать. Наверно, кто-то из островитян уезжал навсегда, и Анна Петровна уговаривала их одуматься, остаться.

— Идет, — сказала Лена.

— Вижу, — ответил Волков. — Поднимусь на гору. Я так и не побывал на кладбище островитян, а все собирался.

— Опоздаешь. А следующий пароход на Петропавловск будет лишь весной.

— Я, кажется, обещал тебе ожерелье из акульих зубов? Держи.

— Не забыл?.. — Лена стала разворачивать пакетик. — Постой!..

Не ответив, размахивая дымящейся трубкой, Волков пошел мимо домов, выбрался на тропинку и полез в гору. Он шел, оглядывался и видел, как приближался к бухте пароход, а с гальки сталкивали в воду шлюпку, и уже кто-то укладывал в нее вещи. Блеснули очки. Это Толик старался... А горушка-то высокая!

Снизу, из бухты, донесся рев тифона «Кайры». Остановившись, чтобы немного передохнуть, Волков осмотрел горы, океан, шлюпку, подваливающую к сейнеру, и пароход, входящий в бухту.

Тягучий, раскатистый рев донесся снизу, а потом загремела в клюзе парохода якорь-цепь, и суровый радиоголос возвестил: «Гр-раждане пассажиры... Пр-рошу по-быстр-рее... С гр-ррафика выбиваемся...» Он не обернулся, не поглядел вниз, а побрел среди крестов. Большинство из них были безымянными. Лишь на некоторых виднелись тусклые медные пластины с грубо выбитыми датами и фамилиями: «Зверобой Федя Усольцев. Убит в бухте Поганой японцами в 1904 году, августа 4-го дня»; «Михаил Шувалов. Погиб в бою с хищною шхуною». Ниже была еще одна пластина: «В. В. Шувалов. Утонул в Тихом океане. Шувалова А. Н. — трагически погибла в...» Волков постоял у креста, поняв, что вот тут и лежат отец и мать Альки и дед ее тоже. Он пошел дальше. «Китовый гарпунер. Василий Карпович Ниллсен»; «Первый председатель Командорского ревкома»; «Ученый, исследователь Черский...»

Убит, погиб, утонул. Сколько удивительных судеб, сколько отчаянных характеров! Здесь покоились те, кто ненавидел серое и скучное существование, кто, не боясь опасностей и лишений, презрев размеренный образ жизни больших и маленьких городов, тепло и уют благоустроенного жилья, отправился в далекий путь осваивать и защищать окраины Родины.

Повернувшись лицом к океану, Волков подошел к краю обрыва и лег. Сейнер уже брал на борт пассажиров; возле груды бревен, приготовленных для пирса, виднелась маленькая фигурка, взмахивающая топором. Филинов, что ли? А из поселка вверх по тропинке поднимались Лена и Алька, о чем-то оживленно беседуя. Обогнав их, Бич понесся вверх, то скрываясь, то вновь показываясь.

«Сейчас все решу, — подумал Волков. Он опустил лицо в сырую траву и прижался к ней. — Сейчас все решу...» Смутные образы замелькали в его памяти, будто кто-то очень быстро прокручивал киноленту: вспененный, горбатый от волн океан, порты, небоскребы, хижины под крышами из пальмовых листьев, айсберги, знойные коралловые острова с белым, до рези в глазах песком пляжей... мужчины и женщины; чья-то улыбка, чей-то прощальный взмах руки... Чей? Нет, не вспомнить.

Пароход загудел, сзывая опаздывающих... или прощаясь с островом?

— Сейчас я все-все решу, — сказал сам себе Волков и стиснул зубы... — Кто-то тронул его за плечо.

— Иду, — сказал он и поднял голову.

Это лошадь стояла над ним и толкала мягкими, покрытыми волосками губами. Несколько мгновений Волков глядел на нее, потом полез в карман, и лошадь, шевельнув ноздрями, фыркнула. Глядя в ее добрые глаза, Волков достал конфету и стал ее разворачивать. Нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, лошадь приняла подарок, а Волков поднялся и посмотрел в океан: пароход уже покинул бухту. Некоторое время Валера следил за ним и думал о том, что следует сегодня же сообщить в «Трансфлот» о своем решении остаться здесь и что в ближайшее же время необходимо будет побывать в Никольском, в райкоме партии, да и Альку проводить в школу, купить ей кое-что к зиме. Потом он перевел взгляд на поселок и вместо вросших в землю развалюшек увидел несколько каменных красивых зданий с большими, ярко сверкающими окнами: лаборатории Научно-исследовательского института природы, жилые дома островитян, отель — гм! — «Подзорная труба» и ближе к бухте, под самыми скалами, — сложенное из толстенных бревен здание музея истории Командорских островов.

Он все это увидел и, крепко сжав трубку зубами, зашагал под гору, навстречу девочке, женщине и суматошно лающему Бичу: итак — «Баклан». Где бы достать хорошего сурика, черни и белил?..

Юрий Николаевич Иванов родился в 1928 году в Ленинграде, здесь же провел первые школьные годы, перенес блокаду.

По окончании высшего учебного заведения работал на Дальнем Востоке. В долгих поездках по Камчатке узнал жизнь зверобоев, рыбаков, мореходов, объездил на собаках, оленях, катерах Камчатский полуостров. Встречи с бывалыми людьми, зверобоями-охотниками, рыбаками и моряками дали толчок к литературному творчеству. На Камчатке Ю. Н. Иванов публикует свои первые очерки и рассказы.

Переезд к месту новой работы в Калининград вносит новое и в его жизнь и творчество. Он работает на различных судах сначала матросом, техником-ихтиологом, а впоследствии первым помощником капитана. Совершает десятки длительных рейсов в далекие страны.

Впечатления от океанских рейсов, воспоминания о трудных буднях отважных мореходов положены в основу многих его книг, таких, как «Путь в тропики», «Атлантический рейс», повестей и рассказов, публиковавшихся в журналах «Молодая гвардия», «Нева», «Вокруг света», «Юность».

В повести «Сестра морского льва» писатель вновь возвращается к теме о Камчатке, о ее людях, к их нелегкому труду.