Ричард Блэкмор - Ричард Додридж Блэкмор - Лорна Дун

— Королева, королева! — закричали они издалека. И снова: — Королева, королева! Куда же подевалась наша маленькая королева?

- Они всегда зовут меня «королевой». Пройдет неко­торое время, и я должна буду ею стать, — шепнула Лорна, и я почувствовал, как ее нежная щечка коснулась моей об­ветренной щеки. — Их королевой, — добавила она. Я услы­шал, как рядом с моим сердцем бьется ее маленькое сер­дечко. — Ой, посмотри, они уже спускают в реку ствол де­рева и скоро будут на этом берегу. Еще немного, и они нас заметят.

— Погоди, — осенило меня.— Кажется, я знаю, что де­лать. Я спрячусь в воде, а ты сделай вид, что спишь.

— Да-да, вон там, на лугу, — поняла она с полуслова. — Бедный, как, должно быть, тебе сейчас станет холодно! И не вздумай больше сюда приходить, — шепнула она через плечо, отправляясь вверх по косогору. — Только я буду приходить па это место — иногда. Ой, вот они!

Едва успев взглянуть туда, куда она указала, я мигом очутился в воде, выставив голову на поверхность между двух больших камней. Тьма сгущалась между холмами, и белый туман опустился на реку, но я, затаившись в воде, видел все, как на ладони, потому что страх сделал меня зорким: мне все казалось, что разбойники вот-вот обнару­жат и схватят меня.

Все это время Дуны шумели и ругались на чем свет стоит, и эхо, вторя им, наполняло долину их голосами. Я был в отчаянии, но когда я увидел ярдах в тридцати-сорока от себя Лорну, прилегшую у скалы и притворив­шуюся спящей, и увидел, как ее прекрасные волосы, слов­но две темные волны, упали на ее личико и маленькое свет­лое платьице, я успокоился и стал ждать, что будет дальше.

А дальше было вот что. Дуны высадились на берег, и один верзила, завернув за скалу, обнаружил Лорну. С ми­нуту он постоял рядом, любуясь ею, а потом взял на руки и поцеловал так звонко, что даже мне стало слышно. Будь у меня с собою отцовское ружье или, на худой конец, бландербасс, я бы, ей-Богу, выпустил бы хороший заряд в это­го подлеца!

— Вот она, наша королева! Вот королева, дочь нашего капитана! — закричал верзила своим товарищам.— Возвра­щайтесь к своей бутылке, пьяницы! Я нашел девочку, я ее и привезу. Никто не смей касаться!

Он посадил Лорну на могучее плечо, и, заграбастав ру­чищей ее крохотные ножки, с триумфом ушел восвояси. Глядя на это, я так разозлился, что даже высунулся из во­ды, и Дуны непременно заметили бы меня, если бы не то­ропились вернуться к своей бутылке. Когда разбойники по­дошли к краю луга, быстро темневшего в вечерних сумер­ках, Лорна обернулась и помахала мне рукой, а я помахал ей в ответ.

Вот она и ушла от меня, дорогая моя девочка. Волне­ние мое улеглось, и мне снова захотелось ее увидеть. Но сейчас об этом нечего было и думать, нужно было поскорее выбраться отсюда, чтобы успеть к ужину.

Я заполз под куст, чтобы согреться и растереть свои дрожащие ноги. И когда окончательно стемнело, я понял, что сейчас самое время уходить.

Я выжал штаны, а затем пополз к пещере, на которую мне указала Лорна. Я добрался до входа и с опаской во­шел внутрь, боясь, как бы мне навстречу не прогремел раз­бойничий выстрел. Но в пещере не было никого. Я заметил несколько выбоин, грубо вырубленных в скале вместо сту­пеней. Но выбоины были узкими, отстояли друг от друга далеко, а утес был таким крутым, что все эти открытия не слишком меня порадовали. Вцепившись в скалу и обломав ногти, я ухитрился сползти на животе до первой ступеньки, затем, помогая себе острогой, прыгнул на вторую ступень­ку, а добраться до третьей оказалось труднее всего, и я ни­почем бы не добрался, если бы не заметил в тени скалы подвешенную веревку. Я крепко ухватился за нее, и мало- помалу спустился до самого низа. Не помню, как мне уда­лось найти дорогу домой, пробираясь через лес Беджворти, но знаю, что заслужил в тот вечер хорошую трепку за то, что вел себя так неосмотрительно — Дуны ведь могли оставить от меня мокрое место — и за то, что извозил в грязи добрую пару шерстяных штанов.

Когда я вернулся домой, все работники с нашей фермы уже сидели за столом. Анни и Лиззи уговаривали мужчин приступить к ужину, матушка, ожидая меня, беспокойно поглядывала на двери, а Бетти хлопотала у огня, ворча, готовя и пробуя кушанье одновременно. Я заглянул за дверь с видом побитой собаки, не решаясь войти в дом, по­тому что знал, что мне полагается за все, что я нынче на­творил. Но добрый взгляд моей матушки, а также запах колбасы, которую поджаривали на огне, придали мне храбрости, и я переступил порог.

Все хотели узнать, что я делал весь день и весь вечер, но я не сказал никому ни словечка, больше всего опасаясь сварливого языка Бетти. Я с аппетитом поужинал, отде­лавшись от расспросов окружающих ничего не значащими фразами.

После этого дня, полного всевозможных приключений, я стал относиться к своим занятиям стрельбой еще серьез­нее. Не то чтобы я надеялся перестрелять всех Дунов одного за другим или мечтал устроить это,— я по натуре во­обще не мстителен,— нет, мне просто захотелось овладеть оружием по-настоящему и научиться пользоваться им, как плугом, молотком или рыбацким неводом.

Я попадал теперь в амбарную дверь не только из отцов­ского ружья испанской работы, но даже из коротенького бландербасса Джона Фрая, и начал уже мечтать о новом, более совершенном ружье, чтобы шума от него было по­меньше, а точности при стрельбе — побольше. Но потом наступило время стрижки овец, затем сенокос, затем убор­ка зерновых и копание овоща под названием «батат» (в на­ших местах его только начали выращивать, но он уже всем пришелся по вкусу) [25] «Батат» переводится «сладкий картофель», но американские комментаторы творчества Р. Д. Блэкмора предполагают, что в данном случае речь идет о картофеле обыкновенном. , затем мы начали делать сидр и го­товиться к приходу зимы.

Так в делах и заботах прошел целый год. Все дни я проводил на открытом воздухе, либо работая на ферме, либо занимаясь охотой и рыбной ловлей, а иногда прихо­дилось с утра до вечера не слезать с седла в поисках за­блудившейся лошади или коровы.

Страхом, что я натерпелся в тот вечер в Долине Дунов, я был сыт по горло — и надолго. Теперь я уже не отважи­вался в одиночку, без Джона Фрая, выходить в поле, в лес или к дальней изгороди фермы. Мало-помалу я расска­зал Джону обо всем, что случилось со мной в тот день, не упомянув только о Лорне. Во-первых, я понимал, что Джон не тот человек, с которым можно говорить на такие темы, а во-вторых... Нет, не то чтобы я не думал о Лорне и не хотел повидаться с нею вновь, но ведь я был тогда всего-навсего мальчишка, и потому я презирал девчонок, считая, что они не в состоянии жить своим умом, и действовать мо­гут только по чужой указке. Так считал не только я, но и все мои сверстники. Когда мы собирались вместе и разго­вор заходил о девчонках, все соглашались с тем, что эти жеманницы и плаксы годятся только на то, чтобы быть у нас на побегушках.