Евгений Титаренко - Четверо с базарной площади

— Знаешь что, Катя, давай я лучше конфет тебе куплю вместо колесиков, а?

— А откуда у тебя деньги? — подозрительно спросила Катя.

— Да нашел! Но ты это не говори дома, а я тебе вместо колесиков… Генка ж обещал? Идем!

Слива взял Катю за руку и пошагал с ней к продуктовым рядам. Торговцев здесь почти не осталось. Но Слива успел купить одного красного петуха и две розовые тянучки — на все три рубля без остатка.

— Ешь! — со щедростью короля объявил он, вручая Кате ее богатства. — Ешь и — на здоровье! А колесики мы достанем потом, когда-нибудь, — добавил он, сильно довольный тем, как ловко избавился от денег.

— А ты? — спросила Катя.

— Я?.. Я чтой-то не хочу сегодня.

— Ну, одну возьми, — предложила щедрая Катя.

— Не, не, не! — несколько раз повторил Слива, боясь не выдержать соблазна. — Это тебе вместо колесиков!

Он опять потащил ее через базарную площадь и неожиданно дернул за руку, останавливая в десяти шагах от тира.

Мимо них прошел с неизменной дубинкой в руке Толстый. Слива не заметил, задерживался он у Арсеньича или не задерживался…

— Ты чего? — спросила Катя.

— Тсс… — предупредил ее Слива. — Молчи…

— А что, — спросила Катя громким шепотом, — за этим тоже надо подслушивать?

— Нет, — сказал Слива, — за этим не надо…

— Но ведь он тоже плохой. А только за тем?

— Ага, — ответил Слива, чтобы отвязаться.

Видели от базарных ворот, как Толстый вошел в калитку своего дома.

— Ты, Кать, беги ешь конфеты, а я пока тут останусь… Во дворе съешь, ладно? Домой не носи.

Он боялся, что друзья станут упрекать его. Но Генка и Фат отнеслись к проступку Сливы довольно снисходительно. А Толячий пока не имел права осуждать.

Фат сказал Толячему, чтобы он шел домой.

— А мы сегодня еще Арсеньича пошарим.

— Почему ж я домой? — запротестовал Толячий.

— Нам уже так и так влетит от отцов, — разъяснил Генка. — Но когда еще они приедут! А тебя могут не пустить завтра. Надо, чтоб пустили.

Толячий вздохнул и побрел домой: надежды на завтра были у него слабыми.

Фат сбегал к себе во двор, принес кусачки, ломик, что был конфискован у Кесого, и свечу.

— Вот и пригодился… — сказал он про ломик.

Сторож базара мог сидеть в конторке, у печки, мог прохаживаться по главной площади или курить где-нибудь за воротами с наружным сторожем.

Слива остался около монастыря наблюдать за площадью и конторой. В случае опасности ему достаточно стукнуть калиткой — Фат услышит и затаится. А Генка отправился на разведку вокруг рынка.

Ломик Фату не понадобился. Он без труда вытащил кусачками три гвоздя в боковой стенке тира: два небольших внизу и один — пятнадцатисантиметровый, которым доски прибивались к поперечному бруску посередине.

Генка прибежал, когда Фат успел раздвинуть доски настолько, что между ними можно было протиснуться.

— Идет! — на ходу шепнул Генка. — Сиди. Я к Сливе. Прибегу, когда можно будет!

Фат, подобрав инструмент, спрятался за одним из ларьков, на некотором расстоянии от тира. А Генка успел предупредить Сливу, чтобы зря не стучал калиткой, и засел с ним во дворе монастыря.

Сторож обошел всю площадь, проверяя замки на ларьках, и отправился в контору.

Контора должна бы закрываться на ночь, но зимой сторожам негде было греться, и у них всегда имелся ключ от нее.

У Сливы осталась прежняя задача. Генка побежал к Фату.

— Возьми пулек немного! — прошептал ему вдогонку Слива. Такая уж была у него странная натура: то он копейки чужой не возьмет, а то вот, пожалуйста, советует воровать — пока не сообразит, что к чему…

Фат протиснулся в щель между досками и зажег свечу.

Генка, обойдя вокруг тира, удостоверился, что наружу свет не проникает, и тоже влез в помещение, после чего щель сразу прикрыли какой-то фанерой из никчемных запасов Арсеньича.

Любопытно было впервые увидеть стойку изнутри — стойку, что раньше так сильно привлекала Генку, и оказаться рядом с ружьями, ради одного выстрела из которых Генка прежде мог часами шагать взад-вперед мимо тира…

Но размышлять обо всем этом было некогда.

— Надо, чтоб незаметно ничего… — напомнил Фат.

Генка осмотрелся.

Десяток пустых водочных бутылок под стойкой, довоенная подшивка журнала «Крокодил», серебряная мелочь в жестянке из-под крема, небольшие картонные коробки с теми самыми пульками, которые захотел иметь всегда осторожный Слива…

Интерес для друзей мог представлять лишь большущий деревянный сундук. Но в нем оказались обрывки шпагата, запасные фигурки зверей из жести, еще несколько пустых бутылок, ржавые ключи, плоскогубцы, короткий сапожный резак, две электрические лампочки — словом, не было в сундуке ничего такого, что определенно указывало бы на связь Арсеньича с жуликами.

Фат пристально оглядел двойную стенку, что улавливала свинцовые пули, но и здесь не обнаружил ничего подозрительного.

Впрочем, надежда увидеть у Арсеньича какой-то сверхразоблачающий его предмет была у ребят слабой. Но они решили не упускать ни одной возможности, чтобы приблизиться к цели.

Осмотр закончили быстро. Генка мог наконец проверить, от чего зависела его меткость, когда он стрелял на публику, и занялся мишенью, что была в виде домика.

Фат взял ружье и от нечего делать целился в жестяные фигурки. Огонек свечи колебался в Генкиной руке, и мушка слегка перемещалась в прорези.

Генка легким щелчком пальца выбил все три окошка в домике. Установил их опять и опять легко выбил…

Потом вспомнил, что в одной из многочисленных жестянок при осмотре сундука ему попадалось запасное окошко. Быстренько достал его и приблизил к огню. Сразу же бросились в глаза два легких заусенца — словно бы следы от ударивших в кромку пуль. Заусенцы были сделаны друг против друга.

Генка с надеждой опробовал это окошко во всех трех гнездах загадочного домика. Окошко вылетало с первого щелчка. Тогда Генка тщательно обшарил пальцем гнезда. Палец его наткнулся на какую-то шероховатость. Приподняв свечу, Генка разглядел едва заметный, как на окошке, заусенец, похожий на след пули.

Уже не сомневаясь, что секрет мишени в этих самых заусенцах, Генка развернул найденное окошко так, чтобы крохотные заусенцы гнезда зашли на крохотные заусенцы окошка.

— А ну, пальни! — сказал Генка.

Фат прислушался. Калитка молчала. Взял из открытой коробочки пулю, загнал ее в ствол, прицелился и выстрелил.

Генка готов был поклясться, что пуля ударила в окошко. Ударила, а не выбила его…

Для верности он еще раз пальнул сам. Результат оказался таким же.

Генка осмотрел два других гнезда. И они были подготовлены для «промаха».

А более практичный Фат попробовал царапнуть мишень ломиком. Она была из прочного металла. Окошки тоже. Ломиком их, конечно, можно бы расковырять, а свинцовой пулькой — вряд ли…