Хейно Вяли - Колумб Земли Колумба

Остров находился почти у берега. От материка его отделяли четыре-пять метров воды. Остров почти соединял с берегом ствол старой березы, очевидно сломленной бурей, — верхняя часть ствола тонула в воде, нижняя лежала на суше.

Ильмар Калликук не без интереса разглядывал ствол, а мальчишки с безразличным видом стояли вокруг него.

— А что, если попробовать? — сказал вдруг Ильмар.

Он разулся и взошел на ствол. Мальчишки следили за ним с любопытством. Ильмар двинулся по стволу и, когда вода достигла ему до щиколоток, остановился и принялся размышлять. Ствол березы уходил все глубже под воду. Ильмар немного помедлил, но все-таки пошел вперед. Когда вода была ему уже выше колеи, до острова осталось около метра. Ильмар прыгнул и оказался на острове.

Тогда, не раздумывая дольше, все разулись и пошли по стволу на вновь открытый остров. Последним из мальчишек шел будущий Колумб.

Остров мальчишкам понравился. Прежде чем покинуть его, они натаскали к берегу жердей и хвороста, чтобы соорудить между Большой землей и островом мост.

— Завтра, ребята, завтра!.. — сказал Ильмар Калликук многозначительно.

У ребят возникли кое-какие планы относительно острова и дальнейших мальчишеских дел.

В тот же вечер будущий Колумб вернулся к острову. Он пришел один и долго стоял возле «моста», погрузившись в раздумья. Затем разделся и перешел на остров. Он вытащил из воды все, принесенное мальчишками для строительства моста, и вообще расчистил весь этот участок на берегу острова. После этого, войдя в воду и убедившись, что вброд на остров перейти нельзя, он вернулся на Большую землю. Здесь он попробовал сдвинуть ствол с места, но тот был тяжел и неподвижен.

Колумб немного подумал, поискал и нашел подходящую для рычага жердь. Долго раскачивал и поддевал он рычагом ствол, пока не добился своего. Пропитавшееся водой тяжелое березовое бревно беззвучно съехало в воду. Мальчишка оглянулся, облегченно вздохнул, ополоснул прохладной водой потное лицо и шею, оделся, оттащил подальше в сторону свои «инструменты» и в предвечерних сумерках зашагал домой.

На следующий день к месту, где лежала береза, явился Ильмар Калликук со своим звеном, и ребята не поверили собственным глазам: березовый ствол, служивший мостом между Большой землей и островом, исчез. Его словно вообще никогда и не было. Лишь глубокая вмятина, оставшаяся в земле, свидетельствовала о том, что вчерашнее открытие им не привиделось. Долго галдели ребята на берегу пруда. Среди них, сжав губы, стоял будущий Колумб. Он не произнес ни слова. В конце концов ребята махнули рукой на свои строительные планы, и все происшедшее дало лишь повод для различных, самых неправдоподобных предположений.

А будущий Колумб начал тайком строить плот. В одиночку, подальше от всех глаз. Однажды лунным вечером он столкнул только что законченный плот на воду и взял курс на остров.

От каждого толчка шестом отражение луны в воде разламывалось на тысячи осколков. Впереди по курсу лежал одинокий остров — молчаливый, высокий и черный. Словно это был уже не тот, прежний остров, да он и не должен был быть тем самым.

Луна разламывалась и снова сливалась из осколков в цельную луну. У камышей всплескивала рыба, и лунный свет дробился в дрожащей поверхности пруда тысячами серебристых искр. Они ярко сверкали, пока не гасли в черной воде. Беззвучно, как тени, трепетали над водой ширококрылые летучие мыши. Был час привидений. Но у морехода было отважное сердце и четкая цель. Он смеялся, смеялся беззвучно, не нарушая таинственного безмолвия лунной ночи, и его зубы в улыбке тускло поблескивали. Он отталкивался шестом, гнал вперед свой плот и широко раскрытыми глазами вглядывался в остров.

Он пришвартовался, прикрепив веревку за ствол ивы, победно глянул через искрящийся осколками лунного света пруд, повернулся и, по-хозяйски раздвинув руками кусты малины, исчез в зарослях.

Остров был почти круглым — сотня шагов и вдоль и поперек. На мысу высился небольшой ельник, еще на острове росли можжевельник и березы. Попадались и клены. Один край острова был окаймлен густым ольшаником, другой — кустами малины. Здесь росло даже четыре больших орешины. Вокруг разрослись черные папоротники, они поднимались выше головы мальчишки. И еще здесь была крохотная полянка с мягкой, как ковер, травой.

Он обошел остров из края в край. Лунная ночь придавала всему свою форму и цвет. Где кончалась действительность, где начиналась сказка? Или наоборот. Потому что разве не загорается каменным цветком огромная люстра папоротника? Не обернется ли вдруг огнедышащим драконом мечущаяся, как привидение, летучая мышь? И может быть, это ведьмы, а не слетевшиеся на ночевку вороны каркают в чернильной темноте ельника?

Разве он бывал здесь раньше? Разве на этом острове вообще кто-нибудь бывал? Нет, на этом острове не бывал никто! Этот остров открыл он! Этот остров заслуживает великого первооткрывателя, и потому, стоя тут под папоротниками, он назвал себя Колумбом. А остров — Землей Колумба…

Теперь Колумб снова плыл в свою страну.

Океан ревел и бушевал, но шторм не устрашил отважное капитанское сердце. Наоборот, завывание шторма доставляло ему радость и удовлетворение. Смертельная опасность подстерегала его с другой стороны — «Санта-Марию» выслеживали конкистадоры жадного короля. Никогда не узнать заранее, где притаились лазутчики конкистадоров, могущие проникнуть в тайну капитана, вторгнуться по его следам на остров и поднять над страной Колумба флаг короля.

Сейчас Колумбу предстояло преодолеть самую опасную часть рейса. Возле последнего бамбукового острова — а для глаза непосвященного это был лишь кустик камышей — мореход лег на палубу ничком и стал зорко всматриваться в горизонт. Среди бамбуковых зарослей прятаться было легко, но впереди лежала добрая миля — метров сто — чистой воды… Щенок поскуливал, хватал Колумба мокрыми лапами и пытался лизнуть в лицо.

— Не подлизывайся, матрос! — шепнул Колумб с горечью и оттолкнул щенка. Сердце Колумба грызла досада.

В сухопутных условиях Клык выказывал себя славным и понятливым щенком, однако на плот пришлось затаскивать его насильно, а в море Клык стал абсолютной размазней.

— Не скули! — велел Колумб и ударил щенка. Колумб любил отвагу и ненавидел хныканье. Сейчас он всей душой презирал щенка, Клык разочаровал его. Щенок охотно делил с Колумбом радость, но делить с ним трудности Клык отказался. Жалкий, трусливый щенок!