Сэм Левеллин - Гадкие Крошки

— Гомес, — сказал он вслух.

Проверил, не задрожит ли. Вроде не задрожал.

— Го. Мес. Эле. Ган. Те.

И опять никакой дрожи. Просто имя, и больше ничего. Спасибо вам, Крошки, и особенно тебе, Примула, подумал Мальчик-дикарь. Вы показали мне, что, бояться надо только одного — своего собственного страха. Если Гомес Элеганте столкнется с Крошками, его можно почти пожалеть…

Погоди минуту, подумал Мальчик-дикарь Дин. Мы же не о розовом бегемотике Джереми говорим. Мы говорим о Гомесе Элеганте, и, кажется, я немного зарвался.

Внезапно горизонт на западе заполонили многочисленные корабли.

Дрожь вернулась, но Мальчик-дикарь Дин не убежал. Он созвал оставшихся грабителей, поплевал на ладони и принялся восстанавливать Домашнюю Лавину.

В справочной будке аэропорта Нью-Топии сидела женщина. На груди у женщины была карточка с именем: Лулабелла Деликадо. Примула подумала, что ей гораздо больше подошло бы имя Парабеллум. Глаза у нее были голубые и холодные, а улыбка жесткая. Рядом на столе стояла чашка с недопитым кофе.

— Мистер Гомес Элеганте? — переспросила женщина. — Никогда о таком не слышала.

— Он держит здесь свой самолет, — терпеливо объяснила Маргаритка. — И если вы его не знаете, может быть, скажете нам, кто его знает?

Лулабелла не помнила, чтобы ей когда-нибудь приходилось разговаривать с маленькими упрямыми нянями в коричневых котелках, надвинутых на нос, и большими нянями с плохо выбритыми подбородками. Но это и было самым приятным в ее работе: возможность сказать «нет» самым разным людям.

— Нет, — сказала она.

Маргаритка вздохнула.

— В таком случае, — сказала она, — извините, что обеспокоили, мы подойдем, когда вы будете чувствовать себя лучше.

— Я прекрасно себя чувствую, благодарю вас, — сказала Лулабелла с тайной радостью. Она обожала, когда люди скрипят зубами.

Няня что-то сказала.

— Что вы ска-али? — сказала Лулабелла.

— Что это там написано на доске объявлений? — Маргаритка показала пальцем.

Глаза Лулабеллы обратились к табло.

— Вы что, читать не умеете? — с презрением спросила она.

— Ах, да, — сказала Маргаритка. — Действительно, только что вспомнила. Умею.

— Ну, так, — сказала Лулабелла, допивая свой кофе.

На вкус оно было несколько странным, как-то вкуснее обычного. А всё потому, что пока Маргаритка отвлекала Лулабеллино внимание, Примула добавила ей в чашку несколько Послушных Капель.

— Следующий! — сказала Лулабелла.

— Так, — сказала Маргаритка голосом, подобным щелчку бича.

Лулабелла моргнула. Коричневые котелки отплыли и расплылись, как балерины в облаке тумана. Маленькая няня расплывчато… нет, мило улыбнулась. Лулабелле страшно захотелось узнать этих милых людей поближе. Но как? Ах, да. Она сделает всё, что они попросят. Всё, что угодно, — лишь бы самая большая из маленьких нянь перестала хмуриться и разговаривать таким страшным голосом. Лулабелла почувствовала, что язык у нее вываливается наружу, что она шумно дышит, а еще ей ужасно захотелось, чтобы у нее был хвост. Чтобы она могла им помахать.

— Ну, хорошо, — сказала Маргаритка. — Пожалуйста, покажите нам самолет Гомеса Элеганте.

— Сию минуту, — засуетилась Лулабелла — Только это не самолет, а самолеты. Они живут в секретном ангаре. Никто не знает о них, кроме нескольких человек из персонала. Мне о них сказал мистер Диксон, чтобы я больше никому не говорила. Он директор аэропорта. Я ему нравлюсь. Он хочет пригласить меня на ужин и, возможно, иметь от меня детей, но пошел он…

— Достаточно об этом, благодарю вас, — сказала Маргаритка. — Отведите нас в секретный ангар. А затем можете вымыть рот водой с мылом и забыть, что нас видели.

— Ах, боже! — воскликнула Лулабелла и засеменила на высоких каблуках к выходу; няня Примула, няня Маргаритка и няня Пит — следом.

Они прошли через багажное отделение, а на взлетной полосе повернули направо к длинным приземистым строениям, где прятались самолеты. Они вошли в дверь Ангара 18, под крыльями спящих самолетов проследовали к задней стене, где на верстаке стоял радиоприемник. Лулабелла повертела ручку настройки. Ангар огласила громкая латиноамериканская музыка. Часть стены отъехала в сторону.

— Ловко, да? — сказала Лулабелла.

Там, в секретном ангаре, стояло с полдюжины самолетов, синих, с золотой окантовкой и витиеватыми инициалами Г. Э. на килях.

Маргаритка вытащила из кармана фотографию папы Крошки:

— Вы видели этого человека?

Лицо Лулабеллы сморщилось. Она заскулила.

— Она не может сказать, — торопливо объяснила Примула. — Всё дело в Каплях. Она может делать только то, что приказано. А если не может сделать, впадает в отчаяние, и всё.

— А, хорошо… Раз так, бегите, — сказала Маргаритка. — На рабочее место, быстро! Закройте за собой дверь. И не забудьте про воду и мыло.

— Слушаюсь! — пропела Лулабелла с широкой улыбкой. — Пока-а! — Она помахала пальчиками и засеменила к туалету.

Няня Пит покачал головой.

— Молотьба, — сказал он.

— Молотьба?

— Молотьба, гумно, чудн о .

— А, — сказала Маргаритка. И, повернувшись к Примуле: — Что ты намешала в эти капли?

— Эссенцию Преданного Пса, как обычно. Скополамин гидробромид. Дождевую воду из водостоков Храма Верного Слуги. Сахар, розовая вода, ну, и прочее…

— Кхе, — сказал няня Пит. — Извините меня, но мы весь день будем стоять и трепаться или пойдем посмотрим на кушетки?

— Кушетки?

— Кушетки и диваны, аэропланы.

— Ах, да, конечно. По человеку на самолет.

Изнутри самолеты оказались не такими роскошными, как снаружи. В каждом было по четыре сиденья спереди, а за перегородкой — большой грузовой отсек. Они были чистые, опрятные и не содержали совершенно ничего любопытного. Няни сошлись после осмотра.

— Есть что-нибудь? — спросила Маргаритка.

— Ничего, — сказала Примула.

— Ни плотвы, — сказал Пит.

— Плотвы?

— Ни плотвы, ни ерша, ни шиша.

— А, — сказала Маргаритка.

— Вот только в моем, — сказал Пит, — в моем был хомут.

— Хомут и супонь, вонь, — перевела догадливая Примула.

— Я уже сама поняла, — сказала Маргаритка. — Чем пахло?

— Керосином, — сказал Пит. — И духами.

Маргаритка нахмурилась. В ее могучем мозгу зашевелилась смутная Идея.

— У кого тут самый чуткий шлёп? — спросила Примула.

— Шлёп? — удивился Пит.

— Шлёп, плюх, нюх.

— Первый же, кто снова заговорит дурацкими рифмами, — сказала Маргаритка, — будет иметь дело со мной.

— Утка, — сказал Пит.

— Утка?

— Утка и гусь, слуша ю сь, — сказала Примула. — И повинуюсь.