Мирча Сынтимбряну - Большие каникулы

— Григуца, после обеда пойдем купаться?

— Купаться? Сейчас, когда выводят годовые оценки?

— Всего на часок, Григуца.

Григуца уже собирался перевести час в секунды, когда Петрика добавил:

— Сначала позанимаемся. Выучим пять-шесть уроков, потом выкупаемся, потом еще пять-шесть… Приходи ко мне, будем вместе заниматься.

Вернувшись домой, Григуца торопливо вбежал к себе в комнату. Здесь он сел за стол и уставился на «Календарь секунд». Потом встал и начал разглядывать его еще пристальнее. Наконец, взял карандаш и написал с нажимом: ПОТЕРЯННЫХ. Да, так оно вернее: «Календарь потерянных секунд». Он бросился на кровать и заснул, как убитый. И проснулся, лишь когда в окно постучали. Это Петрика Вифоряну звал его:

— Григуца, пошли учить физику!

КОМУ НЕ ЗНАКОМЫ ЭТИ ИНИЦИАЛЫ? Их можно видеть на вывеске любого почтового отделения: Румынская почта-телеграф-телефон. И снизу — для сведения граждан — перечислены все виды услуг, которые оказывает каждый инициал и все вместе взятые: письма, телеграммы, бандероли, посылки, поздравления — одним словом, всевозможные пересылки. Сотни и тысячи почтальонов и телеграфистов стараются как можно скорее связать на расстоянии отправителя и получателя. И есть ли хоть один человек, который — в качестве отправителя или получателя — не пользовался когда-либо этими великолепными службами РПТТ, плодом цивилизации и прогресса?

Но существует форма РПТТ, не известная широкой публике — без вывески, без окошечка. Речь идет об особом почтовом отделении школы. Где помещается это отделение? В классе, на первой, второй или любой другой парте. Когда оно работает? Во время уроков. Что пересылает? Записки. Без конверта, без марки, просто сложенный вчетверо клочок бумаги, — такое письмо не примет для пересылки ни одно обычное почтовое отделение. Оно долго пролежит на дне любого почтового ящика, не привлекая к себе внимания почтальонов.

Но на нашей почте записке принадлежит почетное место… Именно поэтому мне и хочется рассказать вам об ее короткой, но бурной жизни.

Начался урок. Сидя за столом, учитель четко разъясняет, что прямое дополнение действительного глагола становится подлежащим, когда глагол переходит в страдательный залог. Для облегчения он пишет на доске пример. Это облегчает и появление записки: ведь учитель поворачивается к классу спиной.

Вы слышите шелест вырываемого из тетради листа? Нет? Тем лучше! Учитель его тоже не слышит. Итак, составляется текст:

«Оч. оч. срочно. Иону Замфиреску, первая парта. Почему ты не даешь мне цимбальную струну, ведь я дал подшипниковое колесо Вирджилу, который должен был дать тебе колпачок от авторучки и две марки. Знай, что я рассердился на тебя. Жду ответа.

На память от меня:

Записка готова! Следует подпись — во всех четырех уголках листка — и отправка.

— Эй, передай эту записку Ионеску и скажи, чтобы он передал ее Попеску, а тот пусть отдаст Замфиреску…

Никакого ответа? Прекрасно! Это значит, что Ионеску отказался от приема. Он в настоящий момент занят переходными глаголами, которые могут иметь два дополнения.

Прочитав пример из учебника, учитель снова поворачивается к доске. Отправитель ворчит, недовольный заминкой… Так рождается новая записка.

— Эй, Ионеску, это для тебя, оч. оч. оч. срочно.

«Письмо. По-твоему, это — дружба? Ладно. Попробуй еще прийти ко мне за цветными карандашами! Дудки! Мой друг познается в беде. Жду ответа».

Но ответа нет. Отправитель не обескуражен. Он пытается добраться до получателя другим, окольным путем. Просто надо обладать изобретательностью и терпением — подождать, пока учитель снова повернется к доске и начнет объяснять, что не нужно путать прямое дополнение с подлежащим, которое тоже отвечает на вопрос «что?». Спешно составляется новая записка:

«Дорогой Ионика, как поживаешь? Не рассердился ли ты на меня на прошлом уроке, когда я послал тебе записку для Петрики, чтобы он отдал ее Фанике? Отвечай срочно, на обороте. Загадка: Что бежит через реку, да не двигается? Жду ответа».

Но ответа опять нет. Новая помеха в цепи? У отправителя лопается терпение. Он рвется отправлять, отправлять, отправлять! Он просто перебросит записку на первую парту! Точность такого способа передачи почтовых отправлений не велика, можно ошибиться — и получателем окажется другой; в таком случае приходится прибегать к новым заходам — разумеется, письменным:

«Оч. оч. оч. срочно. Посмотри: возле оч. срочной записки лежит другая, оч. оч. срочная. Подтолкни оч. оч. срочную и передай назад эту оч. оч. оч. срочную».

На доске прямое дополнение переходит в глагольную форму и изменяется по видам. Только записки лежат без движения.

Новая попытка. На этот раз гнев отправителя оказывается плохим советчиком. Записка падает прямо на учительский стол — как раз в тот момент, когда учитель задает вопросы, на которые отвечает косвенное дополнение: кем? чем? о чем? кому? Хм… Кому? Ответ простой — учителю стоит лишь открыть записку, лежащую прямо на классном журнале. И вот он ее открывает и читает:

«Я вижу, ты зазнался! Дело твое, но я с тобой больше не разговариваю. На память:

На этот раз ответ приходит быстро: «Пожалуй-ка к доске!»

Результат? — Его записывают в журнал. На память. И вдобавок, налагают штраф за отсутствие марки. По баллу за каждую записку! Получается четверка. Потому что в счет этого тарифа отправляется еще одна записка:

«Прошу вас зайти в школу для беседы об успеваемости вашего сына».

И подпись: « Классный руководитель ».

Видите? И здесь есть руководитель. Как в любом почтовом отделении!

Я НЕ ПРИСУТСТВОВАЛ ПРИ ОТЪЕЗДЕ третьеклассника Тудорела в лагерь. Не знаю и не могу рассказать вам ничего из того, что было вызвано этим трагическим обстоятельством. Но я поговорю с соседями, ибо могу поклясться, что отклики этого потрясающего события не ускользнули ни от одного человека на улице Дельфина. Если же я ничего не узнаю и от них, тогда остается предположить, что все произошло именно так, как говорит начальник лагеря: мамочка, бабушка и тетушка проводили маленького путешественника на вокзал, посадили его в вагон и доехали вместе с ним до Фетешть, где тайком сошли, ибо мальчик благополучно уснул. Иначе Тудорел не согласился бы ехать ни за что на свете! Как это? Уехать из дому впервые в жизни, да еще на целый месяц и — одному? (то бишь, в числе двухсот малышей) — без мамочки, бабушки и тети!? Нет, ни за что!.. И я готов поспорить, что если они не оставили его в поезде спящим, как утверждают некоторые, тогда наверняка спящим принесли на вокзал. Да, готов поспорить! На один против ста!