Златослава Каменкович - Тайна Высокого Замка

— А там никого не было. Я был один.

— Как? Ты не побоялся, что Данько-пират может тебя поймать?

— Он теперь к Юре, ну, вожатому нашему, здорово подлизывается! И нас перестал задевать…

«Это хуже, — промелькнуло в голове Данцигера. — Ну, да ничего! У них вражда старая, подозрение всегда падёт на этого Данька-пирата…»

— Вот что, Петрик, дождя больше не будет, пойдём покажи мне, наконец, свою пещеру.

— Пойдёмте, — охотно и быстро выпалил Петрик, бегом направляясь к тропинке, скрытой в кустах.

Они уже подходили к старому капитану, когда вдруг Петрик остановился.

— Знаете что, дядя… Я сейчас не могу идти в пещеру.

— Почему?

— Дело у меня есть. Мы с вами в пещере замешкаемся, а Юра возьмёт да и уйдёт куда-нибудь. Через это завтра получится скандал. Вы лучше завтра приходите во Дворец пионеров, мы там будем выступать. Добре?

И Петрик убежал.

У Юры были гости — старый профессор с внучкой Стефой. Когда Петрик вошёл, очи о чём-то громко спорили.

Отводя с потного лба прядку светлых волос, Петрик в смущении стоял на пороге комнаты, боясь поднять глаза на Стефу.

— О, Петрик! Входи, входи, друже. Что у вас там? Опять схватка с «пиратами»?

— Не-е, — замотал головой Петрик. — В сто раз хуже! Завтра Олесь не сможет выступать в это… ну, самодеятельной художественности!

— Ах ты, моя «самодеятельная художественность»! — почему-то засмеялась Стефа.

Но Петрик на неё за это не обиделся. Он сказал:

— Знаешь, Юра, я могу сам спеть ту песню… Но я немножко позабыл…

— Это мы в два счёта вспомним, — успокоил Юра, — дай только мне самому вспомнить одну вещь… Это, брат, дело чести…

— Так, так, прошу вспомнить, молодой человек, — лукаво поглядывал на Юру профессор. — Ну, под каким же девизом тайна «математической русалки» была разгадана?

Петрик присел на краешек дивана, где сидела Стефа, и, кротко сложив руки на коленях, не сводил взора с Юры, который мучительно что-то хотел вспомнить и не мог.

— Говори… — осторожно косясь на дедушку, подсказала Стефа.

— Ура! Вспомнил! «Говори, что знаешь, делай, что обязан, будь, чему быть». Под этим девизом Софья Ковалевская в 1888 году прислала на конкурс во Францию свой замечательный научный труд, наконец, разгадав, казалось бы, совсем неразрешимую задачу о вращении твёрдого тела вокруг неподвижной точки. Учёные называли эту задачу «математической русалкой».

— Всё верно, молодой человек, — дружески обнял мальчика профессор. — Но я знаю: в вашем сердце есть и гордость, и честь, а потому — ставлю вам только «четвёрку», а не «пятёрку». «Единицу» вам надо отдать вот этой подсказчице, — профессор погрозил пальцем внучке.

Стефа виновато улыбнулась и отошла к окну. Косы крест-накрест вокруг головы делали её старше. Она мечтательно проговорила:

— Я не буду математиком, как Софья Ковалевская, а непременно стану врачом…

— А я буду артистом, — счёл своим долгом заявить Петрик. — Тато говорит, у меня баритон и я буду когда-нибудь петь в опере.

— Вы поёте по нотам, молодой человек? — с самым серьёзным видом осведомился профессор, будто до этого никогда не встречал Петрика.

— Я… Я пою под аккордеон, прошу пана.

— Охотно послушаю ваше пение, друже мой. Но надеюсь, в вашем репертуаре нет песен, которые у меня под окном горланили когда-то «пираты»?

— Дедушка, нам уже пора. У тебя скоро лекция. А мне нужно подготовиться, я сегодня выступаю в нашем подшефном детском доме, — выручила Петрика Стефа.

— Да, да, — засуетился профессор, беря с кресла свою серую велюровую шляпу. — Но я надеюсь завтра нас послушать, друже мой, — обратился старик к Петрику. — Вот, Юрий меня уже пригласил.

Когда профессор и его внучка ушли, Юра взял аккордеон. Не прошло и часа, Петрик превосходно знал новую песню и смело мог завтра выступать.

Под вечер Петрик забежал к Васильку, чтобы взять его с собой на праздник в детский дом.

— Какой ты нарядный, Петрик! — сразу заметили все сестрёнки Василька.

Петрик покраснел, но, разумеется, не сказал им, что на вечере будет Стефа. А это он для неё так начистил туфли и даже намазал волосы бреолином.

— Да что ты копаешься, словно курица! — торопил Василька Петрик. — Опоздать можно!

— А как меня туда не пустят? — беспокоился Василько.

— Пустят… Мой татко… вот забыл, как оно называется. Ну… о — шеф! Он от железнодорожников там шеф. Нас пустят…

— А что это шеф?

— Ну той… Ну, как батько всем сиротам.

— Обманывай!

— А вот и не обманываю. Весь узловой комитет им шеф. Много придёт шефов… И потом — мы тимуровцы, нас везде пустят.

Последнее было убедительнее всего, и Василько заторопился.

Прежде чем надеть новые башмаки, Василько хорошенько помыл под краном ноги. Поставив под кран голову, он долго, старательно мыл уши, потому что вчера Юра сделал ему замечание. (И как он всё это подмечает!). Ну, что правда, то правда, обижаться не приходится. Уши Василько не очень-то привык мыть.

Йоськи дома не оказалось. Пришлось идти без него.

В детском доме друзей встретил Олесь. На рукаве его беленькой рубашки алела повязка с надписью: «Дежурный», и по лицу Олеся было заметно, что он горд тем, что дежурный.

Первым делом Олесь повёл друзей показать им столярную мастерскую.

— Знаменито! — восхищённо прошептал Василько, заходя в большую комнату, где в шесть рядов стояли новенькие станки. Пахло стружками и лаком. Инструменты были аккуратно разложены на полках, а натёртый паркетный пол сверкал как лёд на катке.

— Я уже здорово научился строгать рубанком, — не утерпел и похвастался Олесь.

Потом мальчики зашли в комнату с множеством разных кукол и других игрушек. Тут же стояли маленькие ванночки с какой-то белой массой, краски. На столах лежали альбомы с рисунками.

Василько взял в руки одного зайца.

— Это ребята делают для самых маленьких, — пояснил Олесь.

— Неужели сами делают? — недоверчиво спросил Василько. — Точнёхонько, как в магазине продаются…

— У нас тут и платья и ботинки — всё сами ребята шьют. Во, гляди на мне ботинки — это мне пошили хлопцы из старшей группы…

Олесь показал друзьям спальни. В каждой из них ровненько, как по линеечке, стояло по пять-шесть никелированных кроваток с одинаковыми голубыми покрывалами. На окнах — вазоны с цветами, на стенах — хорошие картины в багетовых рамах.

— Хорошо тут. Скажешь нет? — шепнул Василько Петрику.

— Ещё бы!

Из окна, охваченная пламенеющим закатом, совсем близко виднелась Песчаная гора. На склоне её бегали две девочки в пёстрых платьях. Около них паслась коза.

До мальчиков донеслись рукоплескания.

— Уже началось! — спохватился Олесь.

И они, перепрыгивая через ступеньки, побежали по лестнице вниз.