Златослава Каменкович - Тайна Высокого Замка

Ловко маскируясь под чужим именем, Вальтер Данцигер вошёл в коммуну Берёзы, влился в общую её борьбу.

В этом кошмарном застенке всё — изощрённые пытки, издевательства, муштра, даже работа — было рассчитано так, чтобы как можно больше вымотать сил, довести истощённых людей до туберкулёза, смерти.

— Темпо! Темпо, темпо! — свистят резиновые дубинки надсмотрщиков в полицейской форме с орлами на шапках.

И люди, покрытые потом, с запёкшимися от жажды губами, бегом несут с поля тяжёлые мешки с картофелем, тогда как фургоны стоят без дела.

На дороге березняки копают ямы. Землю на носилках относят в сторону.

— Темпо! Темпо! Коммунистические морды! — лютует очумевший от жары полицейский.

Сгибаясь под непосильной тяжестью, измождённые люди бегом переносят на носилках землю, хотя знают — минет лишь час-другой и последует команда:

— Засыпать обратно выкопанные ямы!

А когда падающие от усталости узники ждут с минуты на минуту сигнала, возвещающего о конце работы, их вдруг запрягают вместо лошадей в фургоны, нагруженные камнями, и гонят по территории лагеря.

В этой упряжке не раз изнемогали плечо к плечу поэт Александр Гаврилюк, кузнец Михайло Ковальчук и тот, кто прикрывался именем Мартына Ткачука.

Могли ли они знать, что в эти минуты, едва волоча ноги, обливаясь потом, их соузник думал:

«О, проклятый фюрер! Что ж ты тянешь? Лживая собака! Где твои обещания?.. Где? Да, милый Вальтер, влип ты в историю… Эти фанатики погибают здесь хоть из-за своих коммунистических идей… А ты? За мировое господство?.. Да на кой чёрт оно тебе сдалось. Вальтер, это мировое господство, если кретины-поляки скоро превратят тебя в лагерную пыль!..»

Когда же, спутав все карты Данцигера, на помощь узникам пришла Красная Армия, уважаемый всеми мученик Берёзы Мартын Ткачук переехал в советский Львов. Здесь его нашли берлинские хозяева и установили с ним связь.

Ивасик, наигравшись за день на свежем воздухе, крепко спал. Ручонки раскинулись на подушке, ножка высунулась из-под одеяла и повисла на краю кровати. Оксана подошла к сыну, укрыла его, убрала со лба упрямую прядь волос и в задумчивости проронила:

— Как он похож…

Глаза её встретились с глазами мужа. Большие, честные, они смотрели с портрета, как живые. И всё в родных чертах мужа дышало энергией, силой. Чужой казалась только едва уловимая скорбная улыбка. Она острым укором отозвалась в сердце молодой женщины.

В комнату влетел Олесь с пунцовыми от мороза щеками. Он хотел сказать, что подмёл снег на лестнице, прочистил дорожку до самой калитки, но, увидев слёзы, стоявшие в глазах Оксаны, не проронил ни слова! Подошёл к ней, обнял.

— Не плачьте, тётя Ксана… Я только летом поеду к дедушке, а после приеду. Я всегда буду вам всё делать, помогать…

Часы пробили шесть вечера.

— Пора идти, — спохватилась Оксана.

— Такой снег, а вдобавок ещё и здорово скользко, — забеспокоился мальчик. — Не надо сегодня ходить. А, тётя?

— Нельзя, голубь мой, — Оксана ласково провела рукой по вихрастым волосам племянника. — Девочки будут ждать. Кружок наш готовит вышивки для выставки ко дню Красной Армии. А до праздника осталось всего одиннадцать дней.

— Тётя, а вы возьмёте на праздник в детский лом меня и… ну, Ивасика и Петрика, а ещё Василька…

— И Йоську, и Медведя? Да? — улыбаясь, перечислила Оксана.

— Ага.

— Всех возьму.

С этими словами, не глядя в зеркало, тётя надела свою шерстяную вязаную шапочку и пальто с пушистым меховым воротником.

— Ровно в девять, как всегда, я буду дома, Лесик. Никому чужому дверь не открывай.

— Я знаю, — деловито кивнул Олесь.

Мальчик запер за тётей дверь.

Из низко нависших туч снег больше не сыпался. Задумавшись, Оксана даже не заметила, как дошла до Курковой улицы, сейчас заснеженной и безлюдной, похожей на аллею парка. В конце этой улицы был детский дом, куда направлялась Оксана.

— О, пани Магда! Как я рад вас снова видеть, — вкрадчиво произнёс чей-то мужской голос за спиной Оксаны.

Тревожно сжалось сердце. Не оглядываясь, Оксана ускорила шаг.

— Пани Магда меня не узнает? — назойливо прозвучал тот же голос над самым ухом Оксаны.

Она подняла голову и с изумлением посмотрела на незнакомца в чёрном пальто и шляпе.

— Меня не зовут Магдой… Вы обознались…

Незнакомец решительно взял её под руку и тихо рассмеялся.

— Так-таки пани Магда меня не узнает?

— Не смейте ко мне приставать! — протестующе вскрикнула Оксана.

— Не надо сердиться, пани Магда, не надо сердиться! Вспомните о добрых прошлых временах, когда вы стояли за буфетной стойкой в баре «Тибор»…

Внимательно посмотрев в лицо незнакомцу, Оксана узнала коммерсанта Казимежа Войцеха.

— Дёшево же вы цените свою жизнь, если отважились опять появиться во Львове, — с оттенком издёвки проговорила Оксана.

— Говорят, риск — благородное дело…

Они остановились в сквере под каштанами.

Данцигер оглянулся и убедился, что по соседней аллейке прогуливается, страхует его бывший тайный агент дефензивы маклер Антонюк, зорко наблюдая за улицей.

А между тем. Антонюк не так уж зорко следил за улицей, как это казалось его шефу. Внимание Антонюка скорее было поглощено разговором Данцигера с секретаршей горсовета. Однако, несмотря на все старания, ему не удавалось расслышать ни единого слова. Приходилось лишь смутно догадываться о результатах переговоров по жестам и мимике собеседников.

Лицо шефа выражало удивление, злобу, огорчение. Заметно было, что гнев борется в нём со страхом.

«Да, видно, нелегко шефу уломать секретаршу, — злорадствовал в душе Антонюк. — Ха-ха, отказывается от денег? Господи, что это?.. Какая неосторожность!.. Вот психопат… Неужели собирается её пристрелить?.. Слава Иисусу, взял себя в руки… Будто бы опять мирно беседуют… Так, взяла от него деньги… Да, конечно, когда золото льётся тебе в карман, зачем от него отказываться?»

Антонюк отважился подойти поближе. И тут до его слуха отчётливо донёсся обрывок фразы, брошенной Данцигером:

— Завтра в девять вечера в кафе напротив Бернардинского костёла.

Она ответила:

— Хорошо, я буду ждать.

И обменявшись почти ласковыми улыбками, они простились.

Выждав, пока секретарша скрылась за углом, Данцигер быстро приблизился к Антонюку и коротко проронил:

— Ступайте, я сам за ней прослежу.

Не теряя ни минуты, Данцигер устремился вслед за секретаршей, но, сделав пару шагов, как бы вспомнил что-то, вернулся и быстро распорядился:

— Сегодня к девяти сгружайте снег в люк на Замковой…

Оксана торопливо шла, сжав губы, как человек, которому во что бы то ни стало нужно сдержать крик или стон. А душа её кричала: «Никогда!.. Ни за какие деньги, мерзавец, тебе и тем, кому ты служишь, не удастся засосать меня в своей трясине… Это вы отняли жизнь у моего Степана!.. Отняли отца у моего ребёнка!.. Теперь вам понадобились новые жертвы? Благодетели… на деньги вы не скупитесь… Платите убийцам щедро… Но вам меня не завербовать!..»