Златослава Каменкович - Тайна Высокого Замка

— Что вы… у вас самой порванные туфли… — прошептала растроганная Ганнуся. — Ох, уж не знаю, как и благодарить вас…

— Дай тебе бог здоровье, дочка, — мягко ответила женщина и торопливо ушла.

На дверях школы знакомая надпись: «Нур фюр дойче».

— И тут они…

Чтобы не упасть, Ганнуся в изнеможении прислонилась к афишной тумбе.

Мимо торопливо прошёл человек в чёрном пальто с поднятым воротником.

Что-то знакомое показалось ей в этих сутулых плечах и широкой твёрдой походке Ганнуся побежала за ним; но чувствуя, что силы её покидают, тихо окликнула:

— Пане доктор!

Прохожий замедлил шаг, обернулся.

— Что вам угодно? — устало спросил доктор.

— Вы меня не узнаёте?

— Извините, но я…

— Степан Иванович, это же я… Ганя Ковальчук.

Доктор скорее угадал, чем узнал в искажённых недугом и страданиями чертах нищенки ту шуструю ясноглазую девочку с милыми ямочками на щеках.

— Простите, — вежливо и как-то виновато сказала Ганнуся. — Сегодня меня выпустили из гестапо… Я не могу никого найти… Мне негде переночевать…

Ни о чём не расспрашивая девушку, доктор принялся шарить у себя в карманах, а сам чуть слышно прошептал:

— За тобой следят, Ганнуся… Делай вид, что мы незнакомы… Но из виду меня не выпускай… я помогу тебе…

Протянув мелочь «нищенке», доктор перешёл на противоположную сторону тротуара и вошёл в хлебный магазин.

Доктор был убеждён, что девушку выпустили из гестаповского застенка с той целью, чтобы она привела на одну из конспиративных квартир.

«Нищенка» сидела на каменных ступеньках костёла Иезуитов. Ей было видно, как, не доходя до угла, доктор скрылся в подъезде мрачного средневекового замка со следами пуль на каменных стенах фасада.

Ганнуся встала и медленно побрела.

Доктор прошёл пол сводами узкого коридора, похожего на туннель, соединяющий двор с улицей, но, не доходя до конца, свернул влево — на лестницу. Здесь царил полный мрак. Когда глаза доктора привыкли к темноте, он заметил, что высокие, в рост человека окна, выходящие во двор, плотно забиты досками и теперь являются своеобразными нишами.

«Скажите, пожалуйста, порой и бомбёжка может оказать услугу», — горько улыбнулся доктор, укрываясь в нише.

Прошло минут десять-пятнадцать, прежде чем снизу гулко, как из подземелья, послышалось шарканье ног.

— Ганнуся, сюда…

Некоторое время они стояли, молча прислушиваясь.

— Степан Иванович…

Но девушка тут же была остановлена доктором.

Стало так тихо, что сюда долетали голоса детей, играющих в соседнем дворе.

— Это проходной двор… — чуть слышно роняет Ганнуся. Отсюда мы можем выйти к ратуше…

— Я знаю. Но сейчас нам важно… — он внезапно умолк, заслышав гулкий стук сапог о каменные плиты коридора.

— Она вошла сюда, вслед за этим субъектом в шляпе.

— Ты запомнил лицо этого типа?

— Нет!

— Гром и молния!

— Не беспокойся, Ганс, с такими ногами она далеко не уйдёт.

— Вот что, Карл, вы с Фрицем ступайте через проходной двор, а я тут сам осмотрю…

— Позволь, я пойду с тобой, Ганс.

— Не теряйте время! Они уйдут!

Двое преследователей мотнулись во двор.

Из темноты донёсся осторожный скрип ступеньки.

Доктор сжал руку Ганнуси, и они еще крепче прижались к доскам.

Деревянные ступеньки скрипели всё ближе и ближе. Уже отчётливо слышалось тяжелое сопение. Яркий круг луча от фонарика легко скользнул по ступенькам, вспорхнул на стену и пополз по ней, прощупывая каждый сантиметр.

Доктор осторожно взвёл в кармане курок пистолета.

Но выстрелить ему не пришлось.

В десяти шагах от ниши, где они притаились, распахнулась дверь, и чей-то сиплый голос крикнул:

— Рэкс, пшел на двор!

Дверь захлопнулась.

Огромная овчарка, разъярённая светом, полоснувшим её по глазам, свирепо рыча, одним прыжком опрокинула навзничь гестаповца.

Испуганный крик, стоны, проклятия и, наконец, стук фонарика о каменный пол внизу.

Стало совсем темно. И в ту же минуту грохнуло несколько выстрелов. Собака взвыла и затихла.

— Ушёл… — облегчённо перевела дух Ганнуся, чувствуя, как лохмотья прилипли к её спине.

— Через несколько минут дом оцепят… Отсюда надо немедленно уходить…

Промолвив это, доктор схватил на руки почти невесомую девушку и с удивительной лёгкостью для его лет сбежал с ней вниз.

Уже совсем стемнело, когда доктор и Ганнуся, петляя в лабиринте кривых и узких средневековых улочек Краковского предместья, пришли на улицу Льва, к тому самому дому, куда незадолго до них зашли Петрик Олесь.

— Ну вот, теперь мы оставили в дураках наших преследователей и благополучно добрались домой, — по-отечески ласково шепнул доктор Ганнусе, едва живой от усталости и пережитых волнений.

Между тем, в этот же вечер в оперном театре шло специальное совещание.

Во Львов приехали видные чиновники рейхскомиссариата Галиции, коменданты городов Ровно, Дрогобыча, Перемышля, Луцка, Самбора, Стрия, командиры частей оккупационных войск, начальники зондеркоманд и множество других представителей немецкой администрации.

Приехал сюда и Пауль Зиберт.

Театр усиленно охранялся, и пройти туда можно было только по пропуску, полученному у коменданта города Львова.

— Пропуск!

Пауль Зиберт вместо пропуска предъявляет документ офицера главной ставки Гитлера.

— Пожалуйста, — почтительно щёлкнул каблуками эсэсовец.

Разумеется, Пауль Зиберт занимает кресло в одной из лож, где, кроме него, находятся ещё два немецких полковника.

А на трибуне, потеряв всякое хладнокровие, беснуется вице-губернатор Отто Бауэр.

— Фронт неотвратимо приближается! А мы, господа, перестали быть бдительными к местным людям — украинцам и полякам. Они нас обманывают, прячут от нас продукты. Всех, кто не подчиняется, мы должны отправлять в Освенцим и Янов! Вешать! Расстреливать!

Утром следующего дня, когда каштаны и клёны на Лейтенштрассе весело шумели, стряхивая с ветвей снег, Отто Бауэр в сопровождении своего адъютанта палача Шнайдера вышел из чугунных ворот белой виллы, чтобы сесть в сверкающую чёрным лаком великолепную машину.

В этот момент к ним подошел статный обер-лейтенант и учтиво спросил:

— Ваши фамилии, господа?

Не без удивления Шнайдер назвал Бауэра и себя.

— Прекрасно, вы-то мне и нужны.

В руке обер-лейтенанта блеснул пистолет.

— Во имя справедливости, от русского народа, получайте!

Грянуло несколько выстрелов. Бауэр и Шнайдер повалились на заснеженный тротуар.

Обер-лейтенант послал в догонку немецкой машине несколько пуль и спокойно, не спеша, пошёл к своему «Оппелю».

Пока в белой вилле поднялась тревога, отважный мститель исчез на своей машине так же внезапно, как и появился.