Эдвард Игер - Волшебство наполовину

— Что случилось? — воскликнула она. — Живот заболел или что-то приснилось? Надо было позвонить.

— Ни то, ни другое, — сказала Джейн. — Мама, ты случайно не взяла никель [6] Так в США называют монету в десять центов. , который лежал у меня на туалетном столике?

— Что-что? — воскликнула мама. — И ради этого ты ждешь меня допоздна?

И тут же она начала ругаться, как это делают все родители, когда они беспокоятся о своих детях, а потом узнают, что беспокоились напрасно.

— Джейн, мне совершенно не нравится твоя жадность! — сказала она. — Да, я взяла никель, чтобы заплатить за автобус. У меня был только один никель и пять долларов бумажкой, а там всегда так ворчат из-за этой сдачи.

— И ты его истратила! — оборвала ее Джейн, в голосе ее прозвучал ужас.

— Я истратила один никель, когда ехала из дому. Какое это имеет значение? Завтра я тебе отдам.

— И второй никель ты истратила, когда ехала домой?

Мама на мгновение смутилась.

— Мм… нет, между прочим, не истратила. Меня подвезли.

— А ты знаешь, какую монету ты истратила? Ту, что у тебя была, или ту, что ты взяла?

— О, господи! Откуда я знаю!

— Ты можешь мне отдать ту, которую ты не истратила? Прямо сейчас, пожалуйста.

— Джейн, что все это значит? Можно подумать, что ты какая-нибудь там бедная голодная падчерица! — Затем мамин голос потеплел: — Ну ладно, если это тебя осчастливит.

Она порылась в своем кошельке:

— Вот, держи. А теперь спать.

Джейн бросила быстрый взгляд на монетку, которую дала ей мама, и зажала ее в кулачке. Ее догадка подтвердилась. Это был не никель.

В дверях она задержалась.

— Мама.

— Что еще?

— С тобой… с тобой ничего… ничего не было странного этим вечером?

— Что ты хочешь сказать? Конечно, ничего. А что?

— Да так…

Джейн поискала подходящее объяснение. Она не могла сказать маме правду. Мама никогда не поверит. Это ее только расстроит.

— Просто я… просто я видела сон про тебя и забеспокоилась. Мне приснилось, что ты загадала какое-то желание.

— В самом деле? Странно. — В маминых глазах вдруг возник интерес. Поэтому она стала говорить дальше, чуть ли не самой себе, словно вспоминая: — Между прочим, я действительно кое-что пожелала. Я пожелала оказаться дома. И именно в этот момент…

— Что в этот момент? — возбужденно спросила Джейн.

Ее мама приняла непроницаемый вид:

— Ничего. Я отправилась домой. Меня подвезли. Один… один друг дяди Эдвина.

На Джейн она не глядела. Это просто ужасно — так лгать собственному ребенку. Но она не могла сказать Джейн правду — дочка никогда не поверит. Это ее только расстроит.

— Понятно. — Но Джейн не уходила. Она стояла, повторяя ступней узор ковра на полу. И, не глядя на маму, продолжала:

— Когда ты в моем сне пожелала оказаться дома, я не помню, что было дальше. Не думаю, чтобы ты оказалась именно дома…

— Хм! Конечно, нет.

— Но ведь где-то ты оказалась?

— На какой-то полянке, поросшей сорняком, где-то на полпути до улицы Банкрофт.

Только теперь Джейн подняла глаза и посмотрела прямо маме в лицо:

— Мы ведь говорим просто о моем сне, правда же? На самом-то деле ничего такого не было?

— Естественно, ничего.

На сей раз именно мама отвела взгляд. И Джейн знала, почему.

Еще крепче зажав в кулачке блестящий кругляшок, она побежала вверх по лестнице в свою комнату.

Мама ее осталась стоять в раздумье. Как странно, что Джейн все-таки догадалась. Однако не более странно, чем все остальное, касающееся этого странного вечера. Вполне вероятно, что на самом деле ничего и не произошло. Вполне вероятно, что она просто нездорова и вообразила себе всякое разное, — такое бывает при гриппе и при чем-то еще. Ей лучше немножко отдохнуть. Она выключила в гостиной весь свет и пошла наверх.

Джейн стояла посреди своей комнаты и глядела на кругляшок в руке. Он был размером с никель и формой, как никель, и цветом, как никель, только это был не никель.

Он был старый и сильно потертый — возможно, это века его так стерли, сказала себе Джейн. А вместо бизона или головы статуи Свободы на нем были какие-то странные знаки. Чтобы получше рассмотреть, Джейн поднесла кругляшок ближе к свету.

В дверь постучали.

— Погаси свет! — велел мамин голос.

Джейн погасила свет.

Однако она уже поняла, что в руке у нее талисман, способный превратить для них это лето в пору самых невероятных приключений и удовольствий.

Надо спрятать его до утра в надежном месте. Джейн наощупь пересекла в темноте комнату и открыла дверцу шкафика. На внутренней стороне дверцы висел чехол для обуви — самодельный, из ситца в цветочек, со множеством отделений, хотя когда Джейн разувалась, она редко вспоминала о его существовании.

Она бросила волшебный кругляшок в одно из этих отделений. Тут его никто не возьмет.

А затем легла в постель.

Последняя ее мысль была о том, что надо проснуться пораньше, по крайней мере на заре, и созвать всех остальных.

Они должны провести Совещание и решить, как именно им использовать этот замечательный подарок, взявшийся из ниоткуда.

Кажется, им предстоит Волшебное Лето.

И Джейн заснула.

Но, конечно, все вышло по-другому.

Джейн так устала от своих полуночных бдений, что утром проспала завтрак. Мама, которая накануне тоже устала, подумала, что Джейн лучше отдохнуть и попросила мисс Бик не будить ее. Мисс Бик, как всегда, сделала недовольное лицо, но просьбу выполнила. Мама ушла на работу, а Катрин и Марта сами, без обычного, столь желанного участия их старшей сестры, с глухим протестом вымыли и вытерли посуду после завтрака. Катрин мыла, а Марта вытирала.

— Все-таки интересно, что здесь происходит, — жалобным тоном сказала Катрин, подняв голову над банками с крупами. — До полуночи горит свет, а в гостиной Джейн с мамой секретничают. Я сама слышала! А теперь мама разрешает Джейн все утро валяться в постели. Куда только катится эта семейка!

— Это все из-за того волшебства. Из-за магии. Все это мне не нравится, — сказала Марта.

Катрин как раз дошла до этих противных кастрюль, которые надо чистить, а Марта ушла, бросив ее с ними наедине, — обычное вероломство тех, кто вытирает.

Марта отправилась в комнату Джейн. В комнате ее приветствовали вытянутые тени да бесформенная груда на постели.

— Просыпайся! — не очень-то тепло сказала она этой груде.

— Убирайся! — из-под простыни и одеяла сказала Джейн.