Николай Чуковский - Танталэна

На этот раз я проснулся уже утром. Кричали петухи, и мне показалось, что я нахожусь дома, в Гавани, и петухи кричат соседские, в нашем дворе. Но увидев крылатых чешуйчатых драконов, со всех стен глядящих на огненную шевелюру Баумера, я вспомнил все. Немец крепко спал, раскинув ноги и руки. Его шляпа и ружье лежали под столом.

Я встал, потянулся, и сел за стол.

— Чего желает молодой джентльмэн? — ласково и лукаво спросил меня жирный китаец, перетирая за стойкой тарелки.

— Хлеба, чаю, кипятку, — ответил я.

Китаец с удивлением смотрел, как я разбавлял крепкий чайный настой кипятком. Это казалось ему бессмысленной порчей чая.

Окончив свой завтрак, я подошел к стойке. Хозяин с самой любезной миной назвал мне сумму сначала в долларах, потом в индийских рупиях, потом в фунтах стерлингов и, наконец, в иенах. За ночевку, чай и ужин он взял почти половину моего состояния. В то время, как я расплачивался, с трудом переводя свои расчеты с одной валюты на другую, Баумер проснулся, оглушительно зевнул и сел.

— Эй ты, желтомордый, — заорал он, — дай опохмелиться!

Тощий китаец с жидкой бородкой принес ему стакан виски.

Он опрокинул стакан себе в горло, с удовольствием крякнул и встал на ноги.

— Это еще что такое? — заревел он, увидев меня. — Привидение?

— Нет, мистер Баумер, я не привидение, — ответил я, бросая последнюю монету на стойку и направляясь к выходу. — Я живой Ипполит Павелецкий, которого вам не удалось утопить.

— Donnerwetter! Держите его! — заорал немец, указывая на меня пальцем. — Это беглый раб! В погоню!

— Постойте, джентльмэн, — спокойно заметил китаец. — Сперва расплатитесь, а потом уже бегите в погоню.

Я выскользнул на улицу и закрыл за собою дверь.

Набережная была почти так же пустынна, как вчера вечером. Несколько голых косоглазых ребятишек, два-три китайца, лениво курящих на каменных скамейках у входа в свои домики, да женщина, полощущая белье в речке.

Я бежал к мосту. Там я поверну за угол, и немец меня не найдет. Кроме того, мне хотелось попасть в центр города и выяснить свое положение.

Через мост тянулись возы, нагруженные листовым железом. У каждого воза шел погонщик негр в маленьких грязных трусиках, со сверкающим медным обручем на шее. За каждыми тремя неграми следовал араб в длинном белом балахоне, с чалмой на голове и короткой винтовкой в руках. Все они с удивлением смотрели на меня.

Я добежал до угла. Направо от меня тянулась длинная, прямая, хорошо замощенная улица, полная народу. Оглянувшись, я увидел на набережной огромную фигуру Баумера, который бежал, что-то крича сидящим на скамеечках китайцам. Те неохотно вставали и лениво следовали за ним.

И свернул в а угол и побежал по улице. Какие странные люди попадались мне навстречу! И степенные арабы, и юркие китайцы, и оливковые португальцы, и англичане в кожаных широкополых морских шляпах, с серьгой в правом ухе. Вся эта толпа, кроме пестрых женщин, увешанных ожерельями из продырявленных монет, и полуголых людей с медными обручами на шее, была вооружена до зубов. Почти все носили широкие шелковые пояса, из-за которых торчали револьверы и кинжалы. У каждого за плечами было ружье с обрезанным дулом.

Пробежав саженей сто, я оглянулся. На углу показался Баумер в сопровождении трех-четырех китайцев, которые казались рядом с ним карликами. Он что то кричал арабам, идущим за возами, и указывал на меня. Арабы недоверчиво слушали его. Наконец, двое или трое из них нерешительно покинули возы и подошли к нему.

Я побежал дальше. Прохожие с удивлением смотрели на меня. Я стал уставать. Я был еще слаб после болезни и не мог бежать так быстро, как бегал некогда в Ленинграде.

— Держите его! держите его! — слышал я за собой крики Баумера.

Он гнался за мной в сопровождении кучки китайцев и арабов. Расстояние между нами все уменьшалось. Я собрал все силы и бешено устремился вперед. Прямо передо мною шестеро почти голых негров с обручами на шее мостили улицу. Рядом с ними стоял араб с ружьем в руках и следил за их работой.

— Держите его! — закричал он.

Негры лениво поднялись и преградили мне дорогу. Я летел прямо на них. Они еще издали ждали меня с растопыренными руками. Но когда я подбежал к ним, они только загалдели и беспорядочно замахали руками. Помню, у меня тогда же мелькнула мысль, что им не хотелось, чтобы я был пойман. Иначе бы они меня поймали.

Я пробежал мимо них. Араб поднял камень и кинул мне вслед. Но я подпрыгнул, и камень пролетел у меня под ногами. Араб что-то закричал, оглушительно выстрелил в воздух и бросился за мной.

Число моих преследователей все росло и росло. Я едва переводил дыхание. Они были уже совсем близко — шагах в десяти-пятнадцати. Я слышал за собой топот их ног и крики, среди которых ясно выделялся оглушительный бас Баумера.

Улица кончалась площадью. Я уже видел коричневые четырехэтажные здания, расходящиеся полукругом.

Но вдруг мне навстречу кинулся человек. Это был высокий детина коричневого цвета. Голова его была разукрашена огромными пестрыми перьями. Такие же перья покрывали его бедра. В его нос было продето золотое кольцо. Ноги и руки были украшены многочисленными запястьями и браслетами. Он бежал прямо на меня, испуская странные гортанные звуки. Мы неминуемо должны столкнуться. Вот я уже слышу звон его украшений, вот я вижу перед собой его дикие глаза с белками нечеловеческой белизны. Он прыгнул, я нагнулся, и он перелетел через меня.

Совершенно обезумевший я выбежал на площадь. Площадь была широка и пустынна. Но тут моим глазам представилось зрелище, которое испугало меня больше, чем погоня.

Посреди площади стояло два высоких красных столба с перекладиной. На перекладине висело пять трупов — четыре негра и один белый. Множество птиц кружилось в воздухе, сидело на перекладине, на головах и плечах повешенных. Воздух гудел от их клекота. А над виселицей развевалось по ветру огромное черное полотнище, на котором был изображен череп с двумя перекрещенными костями.

Я не мог вынести этого зрелища и повернул направо. Мои преследователи кинулись мне наперерез. Я бежал к портику большого коричневого здания и чувствовал, что вот-вот сейчас упаду от усталости. Бас Баумера, бежавшего впереди всех, гудел уже почти над самым моим ухом. Я добежал до широкой мраморной лестницы и одним, махом взлетел на нее.

Прямо передо мной между колоннами находилась большая стеклянная дверь, над которой было выведено „Opéra“. Дверь отворилась, и я очутился лицом к лицу со Шмербиусом! В это мгновение тяжелая рука Баумера ударила меня по плечу, и я упал на гладкие мраморные плиты.