Сергей Заяицкий - Великий перевал

— Что это вы читаете, Петр? — спросил Вася, — опять письмо от Степана?

Степан был сын Петра, он добровольцем пошел на войну. В глазах Васи Степан был храбрец и герой. Степан присылал с фронта длинные подробные письма. Когда Петр был в хорошем расположении духа, он иногда читал Васе вслух отрывки из этих писем и беседовал с ним о войне. Вася очень любил эти беседы. С Петром он мог говорить совершенно свободно, не стесняясь. Петр сообщал ему все новости с фронта. С ним вместе рассматривал Вася военную карту, висевшую на стене в комнатке Петра, и переставлял на ней бумажные флажки на булавках, которыми Петр отмечал передвижение русских и неприятельских войск.

— Ну как Степан, — спросил опять Вася, — не ранен?

— Да все сидит в окопах, — вздохнув отвечал Петр, — теперь вот уже два месяца! Измаялся, пишет, вода и пища плохая, цынгой у них в полку, пишет, половина больны. Зарядов дают мало, а немец все жарит тяжелой артиллерией. Да, дела, дела! — и Петр опять тяжело вздохнул.

— А кружечку вашу с клеем-то я подобрал, — прибавил он с добродушной улыбкой, — не извольте беспокоиться, в целости и сохранности у меня в комнате на окне стоит.

Вася радостно улыбнулся.

— Вы ее уберите, Петр, — быстро заговорил он, — а то, знаете, тетя и француз мне ни за что не позволят клеить, а я вот сейчас к Филимону сбегаю, может быть, он мне склеит.

И Вася, перепрыгивая через ступеньки крыльца, бросился бежать по дорожке. Пробежав цветник, он свернул в аллею и, добежав до ограды парка, повернул на двор, где тянулись многочисленные хозяйственные постройки. Он запыхался и весь вспотел от жары и волнения, но здесь можно было передохнуть, здесь он чувствовал себя в безопасности, сюда редко заглядывали тетушка и Франц Маркович.

Засунув руки в карманы и насвистывая (то и другое строго воспрещалось Францем Марковичем), Вася побрел по двору. Жара стояла невыносимая, и вся усадьба, казалось, вымерла. Даже куры, и те куда-то спрятались в тень. Только из молотильного сарая доносились какие-то мерные стуки. Вася направился туда.

— Филимон, — сказал Вася, заглядывая в полуоткрытую дверь, — а, Филимон!

Филимон — плотник, давнишний приятель Васи, босой, в расстегнутой рубахе, старательно стругал на верстаке какую-то доску.

— Ступай, барчук, — сердито проворчал обычно добродушный Филимон, — мне из-за тебя здоровая была нахлобучка, и говорить мне с тобой не велено. Ступай, ступай!

— Мне аэроплан только склеить! — жалобно протянул Вася.

— Ступай, ступай, говорю!

Вася грустно побрел дальше. Но Филимон, должно быть, сжалился над ним, ибо он крикнул ему вслед.

— Ужо вечером с Петром пришли аэроплан, ладно, склею его тебе.

Несколько минут Вася простоял в раздумьи, куда итти. Он знал, что Франц Маркович проспит теперь долго, надо было воспользоваться свободой. Быстрым шагом вышел он со двора и зашагал к реке. На противоположном берегу темнел небольшой гай, из-за деревьев виднелась крыша водяной мельницы. Чем ближе подходил Вася к заросли, тем громче доносился до него мерный шум мельничного колеса. Это было любимое место Васи. Он мог целыми часами смотреть, как работает мельница, как подъезжают и отъезжают огромные арбы, нагруженные мешками.

С реки доносился громкий визг и крик купающихся ребятишек. Из-за голубоватых ветел уже виднелось огромное серое мельничное колесо. Оно мерно вращалось. Вася бросил в воду щепочку. Ее подхватило течением и понесло к колесу. Река в этом месте была очень широка и глубока. Вдруг Вася услыхал жалобный визг. Что-то чернело и барахталось на поверхности реки.

Вася остановился и стал вглядываться.

Небольшой черный пёс, подхваченный течением, визжал и барахтался, выбиваясь из сил и тщетно стараясь подплыть к берегу. Он с тоской смотрел на огромное серое колесо, словно понимая, что здесь его ждет неминуемая гибель. Вася побежал по берегу вслед за псом, не зная, как помочь. Вдруг он увидел кучу длинных ивовых прутьев, сложенных на берегу, очевидно, для починки плетня. Одним прыжком подбежал он к куче, схватил длинную ветку и протянул ее псу. Не хватало полуаршина. Вася вытянулся, сколько мог. Пес увидал его и понял в чем дело; собрав последние силы, метнулся он в сторону и схватился зубами за ветку. Но в тот же миг Вася потерял равновесие и бултыхнулся в воду. От неожиданности он растерялся, хотел достать ногами дно, нырнул, сделал усилие, вынырнул и очутился рядом с визжавшим псом.

Шум мельницы с каждым мгновением становился все оглушительнее, и Вася понял, что его подхватило течением.

Все, что произошло после, Вася помнил как в тумане. Он видел мальчиков, бегавших по берегу, слышал их крики и возгласы, увидал, как один из них бросился в воду, взметнув кверху целый сноп, сверкающих на солнце, брызг. Вася почувствовал вдруг, как чья-то рука ухватила его за шиворот и поволокла к берегу.

Вася и в этот миг не забыл о псе. Он почти машинально схватил его за длинную шерсть и потащил за собой.

Через несколько секунд Вася уже сидел на зеленом берегу; рядом отряхивался, обрызгивая всех, черный остромордый песик.

Мальчик, спасший Васю, стоял тут же, весь мокрый, распутывая веревку, которою он был обвязан. За конец этой веревки его держали другие мальчики, пока он вытаскивал из воды Васю.

— Э, — сказал один из мальчиков, — да никак это барчук из «Ястребихи»?

«Ястребихою» называлось родовое имение господ Стаховых, где теперь жила Анна Григорьевна.

— Он самый и есть, — подтвердил другой, — ишь, куртка на нем аглицкая!

— Это он в ней купается, — заметил третий, — чтоб не холодно было в воде-то!

Некоторые из мальчиков рассмеялись, но другие стали их останавливать.

— Ишь, чуть не утоп, а вам хохот!..

— Ты, барчук, с чего это в воду полез?

— За собакой, — сказал Вася немного смущенно, ибо боялся вызвать насмешки, — собака тонула... Я нагнулся и упал в воду...

Черный пес, как бы в подтверждение этих слов, подошел к Васе и лизнул его прямо в лицо.

— Жулан, — закричали мальчики, — это Жулан... ишь, рад!

Жулан поднял морду и лихо залаял.

То обстоятельство, что Вася чуть не погиб, спасая Жулана, очень подняло его во мнении мальчиков. Они теперь уже не смеялись, а, сев вокруг него на траву, глядели на него с любопытством.

— Ты, барчук, разденься, да разуйся, — посоветовал один, — так рубаха-то твоя скорее обсохнет...

Вася так и сделал. Он стал раздеваться; сложность его одеяния возбудила в мальчиках большое удивление.

— Ишь, штанов-то на нем сколько, — заметил один, — ровно в мороз.

— А крючков-то!

— А пуговиц!

— А это что? — спросил один из мальчиков, поднимая с травы мокрый галстук.

— Это галстух.

— Это зачем же?