Валерий Воскобойников - Остров безветрия

Юрий Тихонович объявил нам о начале зимовки.

Обычно офицеры мало интересуются отдыхом команды. Матросы проводят свободное время неразумно, в глупых играх и мелких ссорах. При свете керосиновой лампы он собирал команду в кают-компании за длинным столом и читал нам книги наших известных писателей. В другой день — проводил занятия по навигации, штурманскому делу. Потом с желающими занимался языками. И фельдшер, и географ тоже постоянно проводили с нами занятия.

Большинство из нас прежде были людьми невежественными. Но благодаря тому дрейфу многому научились, многое узнали из начальных наук.

Огромное ледяное поле окружало нашего «Святого Петра». Летом мы пробовали подрывать лед порохом, долбили ломами, но всё было безрезультатно. Течение, открытое великим Нансеном, несло нас вместе с ледяным полем вокруг Северного полюса по океану.

Юрий Тихонович вычислил, что если судно будет цело, то через два-три года нас вынесет к Гренландии.

И тут на пути нашего ледяного поля и встал тот злосчастный остров.

В первые дни мы с удивлением смотрели на густую тучу, севшую в десятке миль от нас прямо на лед. Уже тогда Юрий Тихонович предположил землю. Была мягкая спокойная погода. Юрий Тихонович при мне нанес остров на карту и назвал его островом Безветрия.

Когда на другой день задул ветер, он пошутил, что теперь уж название не изменишь.

За ночь ветер стал штормовым, но тучи плотно сидели над льдами, лишь однажды на минуту сделались разреженнее. И тогда мы увидели обрывистые скалы, густо поросшие зеленью, а на скалах и в подзорную трубу и даже простым глазом можно было видеть удивительные строения из камня и дерева.

Наше ледяное поле уже уносило нас от острова, когда капитан Палтусов решился проверить виденное и им, и командой. Все это казалось ему невероятным — откуда среди полярного бассейна взяться зелёному острову да ещё со странными строениями?!

Он взял сани, легкую лодку-каяк, продовольствия на четыре дня и вместе с добровольцами отправился в путь. Я бы тоже пошел с ним, но мне он приказал остаться на судне и быть помощником фельдшеру. Фельдшер же оставался за капитана, так как штурмана с нами не было.

Вся команда с судна наблюдала за их продвижением. К заходу солнца они уже были вблизи от острова и скрылись в тумане.

Следующие дни судно относило всё дальше, и мы с нетерпением ждали возвращения нашего капитана.

Капитан не вернулся ни на четвертый день, ни на пятый.

Фельдшер, оставшийся за него, послал спасательную группу из пятерых людей. И опять я рвался вместе с ними, но фельдшер, как и капитан, велел мне оставаться на судне.

Через десять дней мы поняли, что и спасательная группа не вернётся.

Тогда мы тайно, ночью, собрали снаряжение, а утром объявили фельдшеру, что уходим к острову, едва видимому на горизонте, и без капитана или хотя бы без известий о нём не вернёмся.

Фельдшер ответил, что пожертвовать собой — невелика заслуга, и коли так, он сам возглавит группу. А меня же, как своего помощника, оставляет стеречь судно.

Они взяли с собой несколько десятков сигнальных флажков, чтобы отмечать дорогу, и ушли.

Как я ругал себя потом долгими ночами за то, что не ослушался его приказа, остался на пустом корабле среди ледовых полей!

Группа ушла, но ещё и на другой день я мог следить за её продвижением к острову.

А потом она исчезла и не вернулась.

На судне остались лишь я да попугай Изабелла.

Вторая жизнь Ивана Петровича

Следующие два года тянулись для меня дольше, чем вся моя жизнь. Я ходил по пустым помещениям судна, перебирал личные вещи товарищей, приводил их в порядок. Сколько раз мне слышались их голоса, смех, и я опрометью выбегал на палубу, чтобы обнаpyжить, что судно по-прежнему пустынно, а я один.

Порой мне казалось, что я уже мёртв и брожу по мёртвому кораблю в царстве теней. Единственным человеческим голосом, который я слышал, был голос попугая Изабеллы. Когда я подходил к ней, она часто говорила мне:

— Милый мой, одни мы с тобой, совсем одни.

Видимо, я произносил эту фразу сам себе вслух, а она её переняла.

Если бы капитан Палтусов прошедшие полтора года не занимался моим умственным развитием, я бы, очевидно, сошёл с ума или покончил с собой. Теперь же со мной были книги. Я продолжал сам делать наблюдения и отмечал курс корабля на карте.

Мне посчастливилось пристрелить медведя, подошедшего близко к кораблю, и я отрубал от него кусок за куском и переносил в трюм. Так же было и со следующим медведем. Медвежьим салом я отапливал свою каюту. Свежая медвежатина спасала меня от цинги.

На второй год обогреваться стало нечем, уголь я берёг для машины, а керосин кончился. Я разбирал многочисленные, ненужные теперь переборки и сжигал их в своей печурке. Так постепенно я многое сжёг на корабле.

Юрий Тихонович был прав: ледяное поле вместе с кораблём медленно двигалось к Гренландии. И, наконец, случилось то, о чём мы мечтали всей командой, собираясь в кают-компании у камина. Судно высвободилось изо льда.

Я уже давно подготовил машину к работе. Теперь я был и кочегаром, и капитаном, и палубной командой одновременно.

Я разжёг топку, машина заработала, и на малом ходу я двинулся по курсу, который, как мог, проложил по карте сам, вспомнив всё, чему учился у Юрия Тихоновича.

Я подбрасывал уголь в топку, выбегал на палубу, поворачивал руль, лавируя между льдинами, потом снова спускался к машине, снова бросал уголь и опять опрометью бежал наверх.

Впереди была чистая вода. Впервые за три года судно качалось на волне.

Может быть, оттого, что земля была уже близко и я ослабил внимание, а скорее, просто из-за усталости, я заснул возле топки… И вдруг я почувствовал ужасный удар, меня бросило на стену, раздался громкий треск, какого я не слышал даже тогда, когда корабль сжимали полярные льды. Судно накренилось.

Я выскочил наверх и понял, что корабля, моего надёжного «Святого Петра», больше не существует. Надо мной возвышалась ледяная гора айсберг. С ним и столкнулся «Святой Пётр». А может быть, и не столкнулся даже, лишь подошёл близко как раз в тот момент, когда айсберг переворачивался, и сейчас часть ледяной горы легла на корабль. Судно кренилось всё больше под её тяжестью, каждую минуту оно могло перевернуться и затонуть.

К счастью, я привык заранее обдумывать всё, и наверху у меня готова была небольшая шлюпка с провизией, спальным мешком. Я боялся, что от удара лодка слетела за борт, но она стояла на месте. Я бросился вниз, схватил попугая Изабеллу и дневники капитана. Для того чтобы взять что-либо ещё, у меня уже не оставалось ни мгновения. Я спустил лодку в воду, сам прыгнул туда вместе с попугаем и портфелем капитана и едва успел отплыть с десяток метров, как «Святой Пётр» перевернулся.