Эрнест Сетон-Томпсон - Маленькие дикари [Издание 1923 г.]

Сам осмотрел палку, выбрал безнадежное на вид местечко, до которого еще никто не дотрагивался топором, вылил на него кружку воды и, когда она впиталась, сильно рубнул по линии, где волокна охватывали узел. Палка сразу разделилась на две части.

— Ура! — восторженно воскликнул Маленький Бобер.

— Фу! — сказал Гай. — Ему просто повезло. В другой раз он этого не сделает.

— Тебе-то уж с ним не тягаться, — возразил Ян.

Он понимая, что Сам не только искусен, но и догадлив. Вылитая вода уменьшила упругость дерева и изменила равновесие.

Однако Гай презрительно продолжай:

— Как же, ведь начало для него положил я!

— По-моему, это надо считать за ку, — сказал Маленький Бобер.

— Вовсе нет! — сердился Третий Вождь. — Вот я теперь покажу штуку. Можешь ты срубить шестидюймовое дерево и повалить его по ветру?

— Какое дерево? — спросил Дятел.

— Любое.

— Держу пари на пять долларов, что я срублю шестидюймовую белую сосну в две минуты и повалю ее в какую угодно сторону по вашему выбору. Воткните там кол, и я вгоню его в землю.

— Не думаю, чтобы кто-нибудь в нашем племени имел пять долларов на пари. Если ты это сделаешь, мы дадим тебе перо гранку , — ответил Маленький Бобер.

— Только не ставить подпорок, — сказал Гай, стараясь придумать побольше затруднений.

— Ладно, — ответил Дятел.

Он наточил топор, привел его в порядок и пошел с товарищами выбирать дерево. Они скоро нашли белую сосну, имевшую приблизительно шесть дюймов в поперечинке. Саму разрешили кругом немного расчистить кустарник. Ян и Гай выбрали толстый кол и принялись осматривать ствол дерева. В лесу, конечно, деревья так или иначе наклоняются, и не трудно было убедиться, что это дерево слегка обращено к югу. Ветер дул с севера, и Ян решил вбить кол на северной стороне.

Косые глазки Сама сверкнули. Однако Гай, кое-что понимавший в порубке, разразился гневом.

— Ба! Что ты смыслишь! Всякий повалит дерево против ветра. Пусть он попробует повалить его под углом. Вот!

Гай воткнул кол с северо-западной стороны.

— Теперь посмотрим.

— Отлично. Дайте мне только взглянуть на минуту.

Сам обошел вокруг дерева, присмотрелся к его наклону и к силе ветра на верхушке, затем засучил рукава, снял подтяжки, поплевал на ладони и, став с западной стороны дерева, сказал:

— Готово.

Ян взглянул на часы и крикнул:

— Начинай!

Два твердых, неспешных удара по южной стороне дерева, — и на нем получилась зарубка в два дюйма глубины. Тогда Сам выступил на шаг вперед и, запрокинув руки, что лишь немногие умеют делать, стал рубить с северо-западной стороны вторую зарубку на восемнадцать дюймов ниже первой. Ни одно движение у него не было торопливым. Каждый удар был рассчитан. Вначале летели щепки дюймов в десять, но они все уменьшались по мере того, как углублялась зарубка. Она уже дошла до двух третей ствола, когда Ян воскликнул:

— Одна минута кончилась!

Сам остановился без видимой причины, приложил руку к южной стороне дерева и не сводил глаз с его вершины.

— Торопись, Сам! Что ты теряешь время? — кричал его друг.

Сам не отвечал. Он наблюдал за ходом ветра и ждал сильного порыва. Наконец верхушка дерева покачнулась, и раздался зловещий треск. Сам еще раз для проверки толкнул ствол. Как только дерево стало отклоняться назад, он тремя сильными ударами прорубил всю выемку с западной стороны, оставив только трехдюймовый треугольник. Теперь центр тяжести переместился на северо-запад. Дерево накренилось в эту сторону, но еще качалось около несрубленной части. Налетел новый порыв ветра, и оно рухнуло на землю, вгоняя кол, который скрылся из виду.

— Ура! Ура! Ура! Минута и сорок пять секунд! — ликовал Ян.

Сам молчал, но глаза его были веселее обыкновенного. А Гай говорил:

— Эка важность!

Ян вынул из кармана рулетку и подошел к пню. Измерив его в поперечнике, он воскликнул:

— В том месте, где ты перерубил, семь с половиной дюймов!

И опять он приветствовал Сама, подбрасывая шляпу в воздух.

— Ну, и молодец же ты! Это — настоящий гранку, какого я никогда не видел.

Несмотря на предложение Гая, чтобы «окончательно рассудил Калеб», Сам получил большое орлиное перо, как первый плотник среди Сенгерских индейцев.

Однажды вечером Сам, прежде чем итти спать, смотрел на звезды. Где-то недалеко кричала сова:

— Ху-хо-ху! Хо-хо! Х-о-о-о-о!

В то время, как он присматривался, сова бесшумно вылетела из листвы и села на верхушку «заколдованного столба», шагах в двадцати.

— Ян, Ян! Дай мне лук и стрелы! Скорее! Здесь воробьиная сова, из тех, что таскают цыплят. Я хочу ее пристрелить.

— Он тебя дурачит, Ян, — спросонья сказал Гай, лежавший уже в постели. — На твоем месте я бы не пошел.

Однако Ян выбежал, захватив оружие для себя и для Сама.

Сам выстрелил в большую птицу, но, очевидно, промахнулся, так как она расправила крылья и улетела.

— Пропала моя лучшая стрела, моя Верная Смерть!

— Совсем стрелять не умеешь, — ворчал Ян, раздосадованный неудачей.

В это время зашуршали крылья, и опять на «заколдованном столбе» появилась сова.

— Теперь моя очередь, — шепнул Ян.

Он натянул лук и спустил стрелу, но сова, как в первый раз, улетела.

— Что ж это такое, Ян? Ты прозевал такой удобный случай! Каждый идиот мог бы теперь попасть. Отчего ж ты промахнулся?

— Вероятно, оттого, что я не идиот. Я целился так же, как и ты, и пролил столько же крови.

— Если она еще раз вернется, то позовите меня! — крикнул Гай своим пронзительным голоском. — Я покажу вам, как надо стрелять. Вы со мной тягаться не можете. Вспомните, как я стрелял в оленя…

Соплеменники так яростно кинулись к кровати Ветки, что он остановил поток своего красноречия и запищал:

— Отстаньте! Я вам ничего не сделал.

Ночью их опять разбудил крик на верхушках деревьев. Ян присел на постели и сказал:

— Ребята! Должно быть, это все та же воробьиная сова.

— Правда, — ответил Сам. — Удивляюсь, как я раньше не подумал об этом.

— А я знал! — воскликнул Гай.

Утром они пошли искать свои стрелы. «Заколдованный столб» представлял из себя высокий шест, на котором прибит был щит, украшенный перьями. Ян, по индейскому обыкновению, нарисовал на нем девиз своего племени — белого буйвола. Мальчики шли по прямой линии от типи к столбу и смотрели далеко вперед в том направлении, куда летела стрела. Не прошли они и двадцати пяти футов, как Ян в неописанном изумлении воскликнул: