Евгений Титаренко - Открытия, войны, странствия адмирал-генералиссимуса и его начальника штаба на воде, на земле и под землей

Вошел дежурный милиционер. За ним старшина.

— Итак, друзья, захватим вашу находку, — сказал майор, — мы же без вас не открывали ее, и отправимся к специалистам. Нас уже ждут.

Ящик поставили посредине комнаты в лучах солнца, падавшего через большое светлое окно. Заведующая музеем, невысокая пожилая женщина с прядью седых волос на виске, в кабинет которой привели путешественников милиционеры, поглядела на всех, как бы спрашивая разрешения, можно ли начинать, и кивнула рабочему со связкой отверток, замысловатых ключей и сверл в руке.

Все затаили дыхание. Слышно было только, как позвякивают ключи в связке.

Рабочий склонился над ящиком и несколько минут ковырял в отверстии замка то одним инструментом, то другим.

Что-то звякнуло в замке.

Рабочий выпрямился.

— Готово.

Женщина опять кивнула.

Рабочий маленьким блестящим ломиком поддел крышку ящика, и она со скрипом, медленно подалась вверх. Еще усилие — и рабочий поднял ее.

Содержимое ящика скрывал от глаз присутствующих черный просмоленный брезент.

— Будем все свидетелями, товарищи, — сказала заведующая. — Нина! — обратилась она к женщине за столом. — Пишите. — Женщина макнула перо в чернильницу. Заведующая подняла брезент.

Путешественников на секунду ослепило сияние, брызнувшее из-под брезента лучами отраженного солнца.

Это было золото.

Но не монеты, не слитки.

— Амазонка из коллекции Шереметьева, — сообщила заведующая, двумя пальцами вынимая из ящика одну из золотых фигур, — сообщила так спокойно, будто бы это она сама недавно уложила все в ящик, а теперь опять выкладывает из него. Нина быстро-быстро застрочила по бумаге. — Солонка, приписываемая Бенвенуто Челлини… — тем же ровным голосом продолжала заведующая. — Ермак, слоновая кость, работы неизвестного мастера, из фондов Эрмитажа… Головка Венеры работы античных мастеров…

— Простите, мы должны на время отлучиться, — сказал майор.

— Пожалуйста, товарищ, — сказала заведующая. — Только оставьте нам ваших героев часа на полтора.

Майор кивнул.

— Через час мы подъедем за ними.

Старшина, выходя за дверь, подмигнул Петьке.

Они остались впятером в окружении расставленных по столам сокровищ Змеиной пещеры: Петька, Никита, Мишка, Владька и заведующая. Нина ушла, закончив перепись.

После того как заведующая рассказала путешественникам об истории каждой из найденных ими картин и фигурок (а на дне ящика помимо золотых и костяных фигурок оказались еще картины), рассказала о многих годах поисков, предпринимаемых различными музеями страны, чтобы разыскать исчезнувшие произведения искусства, она спросила:

— Ну, признайтесь, о чем вы мечтали, когда искали сокровища?.. А?

Путешественники растерянно заморгали глазами. Петька вспомнил, как он мечтал подвезти на телеге десять мешков к сберкассе: «Министру школьного образования…» — и на асфальт для Белой Глины.

Заведующая улыбнулась.

— Вы мечтали, конечно, побывать в Артеке! Съездить в Москву! Приобрести хорошие игры! Так? — Она засмеялась. — Государство вам очень благодарно, и все это будет у вас! Вы сделали то, что уже десятилетия не могли сделать мы — работники музеев и милиции! А теперь посмотрите как следует ваши сокровища. Для любителя искусства счастье одним глазком глянуть на эти картины. Видите: вот это Рафаэль — величайший итальянский художник!

Заведующая встала, как бы разрешая путешественникам чувствовать себя свободными.

Все кинулись рассматривать величайшего итальянского художника.

А Петька вспомнил вдруг, о чем он мечтал. И, сделав таинственные глаза, отозвал заведующую в сторону.

Сказал шепотом:

— Вы знаете, о чем я мечтал! Не надо мне игр. И Артек — это ладно… Я матери хотел шаль пуховую купить! Знаете, есть такие теплые, прям как…

И замолчал с приоткрытым ртом, увидев неожиданно изменившееся лицо заведующей. Испугался, что сболтнул что-нибудь не такое. И надо же, как быстро у этих женщин глаза мокреют! Хотел заверить, что это он сдуру все наболтал ей.

Но она, будто ее подтолкнул кто, вдруг выскочила за дверь, и Петька услышал только, как она быстро-быстро заговорила:

— Товарищ майор! Товарищ майор…

«Уже, значит, пришли», — подумал Петька.

Автобус еще спускался с Рагозинской горы, а рагозинцы, обогнав его, уже бежали через сопляковскую поляну.

Понятно, что вся Белая Глина — от мала до велика — тут же высыпала на улицу. А вот как узнали о возвращении беглецов курдюковцы и туринцы — это так и осталось тайной. Во всяком случае, курдюковцы и туринцы тоже были здесь, когда невиданной в деревнях красоты желто-красный автобус затормозил в самом центре Белой Глины и из распахнутой его дверцы один за другим сошли на землю путешественники.

В сплошной неразберихе трудно было понять что-нибудь. Для самих путешественников минуты встречи с земляками вспоминались потом очень туманно. Они лишь помнили, что каждый из них в каждую секунду обязательно натыкался на Кольку тетки Татьянина. Помнили, как опять легко и потому чуточку обидно подбрасывал их на прощание гигант старшина, как затем по-мужски жал им руки, потом жал им руки лейтенант, потом шофер автобуса, потом еще кто-то.

Лишь через час примерно путешественникам удалось вместе со своими подарками от различных свердловских организаций прорваться домой.

И Петьке не хотелось сразу убегать от матери к Никите или на Стерлю. Петька стоял и почему-то не мог смотреть, как, едва прикасаясь, движутся по черному меху развернутой на столе шубы материны руки. Петька и не замечал, что у нее такого цвета руки: белые с коричневым — белые под ногтями и там, где соприкасаются друг с другом пальцы, а коричневые — везде. Руки матери чуточку дрожат. И вдруг Петька видит, как чистая-чистая капля упала на шубу рядом с материной рукой и рассыпалась бисеринками по черному меху.

Петька поднял голову.

— Ты чего это, мам? — с досадой спросил Петька, чувствуя, что и у него предательски пощипывает глаза.

Мать улыбнулась сквозь слезы.

— Ну, куда это мне, Петь?.. Зачем это мне красота-то такая?

— Вот еще! — сердито сказал Петька. — На ферму пойдешь или к Ягодке зимой — мало ли…

Бабка Алена тоже плакала.

Начальник штаба ходил перед ней взад-вперед и говорил:

— Я, бабушка, думал раз… Ну, в общем, было это — сидели мы с Петькой… Нет у меня, бабушка, матери, ладно? Ты будешь у меня матерью, ладно? И я буду тебе всегда помогать!

Бабкины глаза ничего не видели от слез, а непослушные руки автоматически мяли сыромятину.

Никита — подошел, осторожно взял у нее ремень, шагнул к гвоздю, хотел повесить, но раздумал и вынес на кухню.