Борис Лапин - Серебряный остров

— Дай-ка фонарик.

Слабый красноватый луч высветил тонкий пласт земли, загородивший вход. Место, откуда сполз этот пласт, явственно выделялось. Не могло быть и речи о том, что вход заделан специально, а значит, никто ничего здесь не прятал. Рудик вздохнул вроде даже с облегчением. Конечно, ему очень хотелось найти сокровище. Подумать только, древние книги… может быть, карты! Но… Это было бы уж слишком. Как в «Графе Монте-Кристо!».

— Слушай, Цырен, тут слой земли обвалился. Сам обвалился, от сырости, что ли. Кинь-ка нож. Ну конечно, и не такой уж толстый. Толкай его ногой, а я отсюда. Ну, поднажми. Раз, два, взяли! А ну еще! Нет, мало каши ели. Зови Саньку на подмогу.

Втроем они осилили преграду, пласт рухнул — и перед ребятами открылся широкий вход. Цырен сразу проскользнул в него. Вторая пещера оказалась по крайней мере раз в пять просторнее первой. Потолок терялся на недосягаемой для фонарика высоте. Робинзоны торопливо обошли ее, особенно старательно высвечивая углы, словно все еще ожидали увидеть что-нибудь необычное… кованый сундук, например. Цырен в нескольких местах простукал стену топориком, Пещера была пуста, даже копоти на сводах не обнаружилось.

— Наших владений прибыло, хоть будет работа — план чертить, — кислым голосом подвел итог Цырен. — Ну что, возвращаемся? Что-то я устал, ноги не держат. Айда спать. Рудик, твоя вахта. Но если хочешь, я подежурю.

— Что-то вы оба добренькие стали. Отдыхайте уж, чего там…

На прощанье Санька обвел стены слабеньким электрическим лучом — и ойкнул. С неровной шероховатой поверхности камня в упор смотрело на него человеческое лицо.

— Ого-го! Гляньте-ка, братцы!

Вот когда наступило время по-настоящему удивляться. Вся стена налево от входа была нарисована диковинными рисунками: бегущий олень, две скачущие лошади… волны бьются об утес, а в волнах рыбка… вереница лебедей с круто изогнутыми шеями… нерпа и лучистый круг солнца над нею… человек с натянутым луком… рогатая голова изюбра… человек замахнулся копьем… на кого же это? Пришлось отступить несколько шагов, чтобы разглядеть гигантского слона, на которого отважился поднять руку маленький дерзкий охотник.

— Слон? — изумился Санька. — Разве у нас водились слоны?

— Мамонт! — поправил Цырен.

В тусклом свете фонарика фигурки появлялись и снова уплывали во тьму. Рудик коснулся пальцем бивня мамонта: контур рисунка был высечен в камне, а бороздка замазана красной глиной.

— Как же это они, в темноте-то? — спросил Рудик.

Ему никто не ответил, было не до этого.

— Здорово! — прошептал Санька.

— Почище сокровищ Чингисхана, — отозвался Рудик. Только Цырен промолчал. Но вскоре батарейка иссякла, и ребятам волей-неволей пришлось покинуть картинную галерею, созданную руками доисторических предков…

После длинного мертвого часа ребята не спешили вставать, берегли силы. Да уж и беречь-то было нечего. Они уговорились не напоминать ни о чем съедобном, и все-таки время от времени то один, то другой произносил мечтательно:

— Дома сейчас ужин готовят…

— А помните, хариусов пекли? Так и чудится запах…

— Что там хариусы! Хоть бы сухарик на троих! От этих разговоров настроение вовсе испортилось, внутри противно посасывало, и Рудик почувствовал, что его опять клонит в сон. Тогда он встал и решительно направился к выходу.

— Ты куда? Уж не за грибами ли?

— Смолу добывать. Сейчас валяемся без толку, а дома пожалеем. И захочется посмотреть картины, да не на что будет.

Но факел так и не понадобился. Картинная галерея древних была освещена… солнцем. Откуда-то с необозримой высоты пробился в пещеру тоненький сверкающий луч. Он был такой отчетливый, такой теплый, что хотелось тронуть его рукой. Не чудо ли — солнце в подземелье!

Только теперь просматривалась вся высота свода. Наверное, там, в потолке, была трещина, выходившая к поверхности где-то на вершине утеса. Отраженный дневной свет поглощался расстоянием, лишь прямой луч низкого предзакатного солнца смог проколоть насквозь этот огромный каменный мешок.

Проворный луч освещал не всю стену сразу, а каждый рисунок по очереди. Малейшая неровность камня отбрасывала свою тень, от этого рисунки приобрели выпуклость, рельефность и' стали еще выразительнее. Солнце клонилось к горизонту, луч света медленно полз по стене и таинственно оживлял фигурки людей и животных.

Ребята сидели на полу пещеры, как в кинозале, и перед ними сценка за сценкой развертывался неповторимый фильм из времен доисторического человека. «Трудна жизнь охотника, — словно бы рассказывал этот человек, озабоченно нахмурив брови. — Трудна и полна опасностей. Но люди, если они вместе, если они смелы и упорны, сильнее всех на свете! Мы преследовали оленей — убежали олени. Мы погнались за табуном диких лошадей — умчался табун. Тогда мы рискнули напасть на царя зверей — мамонта. Мы действовали дружно, решительно — и не устоял против нас мамонт. Мы весело отпраздновали победу, закатили пир горой. Но не потому, что добыли много мяса, а потому что поняли: человек сильнее всех на свете!»

Да, этой картинки раньше не было, она появилась как бы из ничего — охотники, пирующие у костра. Появилась и снова исчезла, ушла обратно в камень.

Давно растаял солнечный луч, в пещере стало темно, а ребята все еще сидели, завороженные. На верное, в таком же оцепенении сидели здесь много веков назад одетые в шкуры люди — и оживали перед ними фигурки животных на стене.

— Кино! — восторженно выдохнул Санька. — Честное слово, первобытное кино!

Было над чем призадуматься… Выходит, мало с таким мастерством высечь рисунки, надо еще рассчитать ход солнца, чтобы из отдельных картинок сложился цельный и последовательный рассказ. Выходит, не такие уж дикие были они, доисторические предки!

— Теперь я знаю, как они ходили на охоту, — сказал Цырен. — У них был второй выход. Один — к морю, другой — в тайгу. Или его завалило за это время, или… или они какую-нибудь лестницу соорудили, мало ли что могут придумать — умные люди.

— Жаль, нет больше фонарика, — Рудик чиркнул спичку и запалил чадящую коптилку. — А теперь и факела не будет. Прощайте, картинки! До скорой, встречи!

— Ты что, думаешь вернуться сюда?

— А как же!

— Значит, надеешься выбраться?

Цырен задал этот вопрос с такой безнадежной тоской в голосе, что у Рудика холодок по спине пробежал.

— А ты решил пещерным человеком стать?

Цырен не ответил, и Рудик, волоча ноги по неровному полу, подумал вдруг, что не завтра, так послезавтра у него уже не хватит сил, чтобы шуткой ответить на неосторожно оброненную товарищем горькую фразу.

Назавтра их разбудил отдаленный пароходный гудок. Как ошпаренные выскочили они на площадку, махали белой рубашкой, полотенцем, кричали, но пароход был слишком далеко.