Сэмюэль Сковилль-мл - Скауты в лесах

Следующим утром мальчики вновь отправились на разведку окрестностей. За короткие две недели в лесах Уилл под руководством Джо научился правилам лесной жизни и многое узнал. Жизнь на свежем воздухе, утренние купания в холодной воде и постоянная работа добавили ему мышц, силы и крепости. Он чувствовал, что ничего не боится и может всё, – и любой из нас чувствовал бы то же самое, если бы мы решились жить на природе, а не запирались в домах. Отправляясь в обычные походы, мальчики больше не брали с собой никаких припасов, потому что были теперь совершенно уверены, что в лесу всегда найдётся пища для всякого, кто знает, где и как её взять. Конечно, особенно силён в «гастрономической ботанике» был Джо, и он показал Уиллу множество видов, так сказать, «блюд на особый случай», которые нашим предкам в их суровое время были отлично известны, и которые их потомки позабыли за ненадобностью в наши тучные дни.

Одним из первых в меню стало растение, обнаруженное на берегах Бобрового пруда. Там и тут воду закрывала поросль крупных ярко-зелёных листьев водяного картофеля, как звали его лет двести назад, или стрелолиста [100]. Джо и Уилл ногами раскапывали ил под этими листьями, и некоторое количество клубней размером с куриное яйцо сами всплыли на поверхность. Сырыми они горчили, но сваренными напоминали батат. Это внесло приятное разнообразие в рыбно-ягодную диету, на которой мальчики сидели всё это время. Джо открыл глаза Уиллу и на дикие бобы — они же земляные орехи [101], или дикий арахис, там и тут росшие на полянах. Уилл, конечно, прекрасно знал это вьющееся растение с красивыми и душистыми пурпурно-коричневыми цветами. Но Джо цветы нимало не интересовали. Ухватив растение у корней, он вытянул целое ожерелье из трёх или четырёх десятков клубней, и некоторые тоже были с куриное яйцо. Сварив их, мальчики нашли, что вкусом они напоминают каштаны. Тут же, на Бобровом пруду, Уилл наловчился нырять за корнями жёлтой водяной лилии, или кубышки [102]. Сырыми они были сладковатыми и клейкими на вкус, а испечённые Джо в золе — становились лёгкими и пористыми. А вот последний из кореньев, который узнал Джо, едва не поссорил мальчиков. Как-то тёплым, погожим вечером они бродили по склонам Чёрной горы в поисках чего-нибудь новенького, что можно было бы увидеть, услыхать, понюхать или попробовать на вкус. Вдруг в сырой низинке Джо остановился и выкопал с полдюжины каких-то клубней, оказавшихся индейской репой [103].

— Тысячу раз видел эту штуку, с детства её знаю, – сказал Уилл. — Не думал, что от неё есть какой-нибудь толк.

— Лучшее растение в лесу, – фыркнул Джо. Из него делают индейский хлеб.

Не успел Джо остановить товарища, как тот откусил огромный кусок от самого большого корня.

— Выплюнь, выплюнь! — закричал Джо. — Плохо для рта! Жжётся!

— Да нет, вроде бы ничего особенного не чувствую, – удивлённо ответил Уилл, тем не менее послушно выплюнув полупрожёванный кусок.

— Через минуту почувствуешь, – мрачно пообещал Джо.

Не прошло и минуты, как Уилл почувствовал.

— О… Ой! Ай! Уууу! Спасите!

Больше всего это напоминало смесь из толчёного стекла и серной кислоты. Вода ничуть не помогала, и Уилл буквально сходил с ума от разъедающего рот жжения. Увы, даже Джо не знал никакого средства облегчить мучения.

— Скоро пройдёт, – вот и всё, что он мог сказать. Но прошло не меньше часа, прежде чем ноющая, раздирающая и жгущая рот, язык и нёбо Уилла боль прошла. Как известно, только чёрный медведь может безнаказанно есть индейскую репу сырой.

— Можешь взять себе мою долю, – сердито сказал Уилл. — А я лично предпочту живых шершней и ядовитый плющ [104].

Вечером, впрочем, Уилл изменил своё мнение. Джо часа два отваривал клубни, а потом запёк их; есть их надо было осторожно, выбирая только совсем мягкие куски, потому что там, где клубни остались жестковатыми, они сохраняли отчасти и свою едкость. В конце концов Джо удалось уговорить Уилла отведать мучнистой массы. Она больше всего напоминала печёные каштаны, и Уилл раз за разом просил добавки, пока всё не было съедено без остатка.

На следующий день, когда, как всякие порядочные лесные жители, мальчики бродили в поисках пищи, они услышали раздающееся из густого молодого ельника кудахтанье. Джо замер.

— Тихо! — прошептал он, подталкивая товарища назад. — Будет хорошая еда!

Он срезал кремнёвым ножом с ближайшего кедра тонкую полоску коры фута в четыре [105]и быстро свил из неё шнурок. Завязал на одном конце удавку [106], длинный скользящий узел, который никогда не заедает и не выскальзывает, и который затягивается при малейшем усилии. Второй конец он привязал к жердине футов восьми в длину — её он сделал из ствола молодого клёна, – и вернулся с этим снарядом к ельнику.

— Кого удить собрался? — шёпотом поинтересовался Уилл.

— Рыб-сосунов [107]! — ехидно шепнул в ответ Джо, исчезая в ёлках.

Когда Уилл догнал товарища, тот стоял подле дерева, на нижних ветвях которого сидело с полдюжины больших чёрно-серых птиц с полосками красноватой голой кожи над каждым глазом. Уилл сразу же их распознал: канадская дикуша [108], которая от воротничкового рябчика, он же гривистая куропатка [109]отличается чёрными — а не коричневыми — пятнами в расцветке оперения. Когда мальчики подобрались вплотную, птицы, вместо того, чтобы с громким хлопаньем крыльев взлететь (как сделали бы нормальные куропатки), птицы принялись переступать вправо-влево по веткам, поднимая крылья и дёргая головами — ну прямо танец. Джо медленно и осторожно поднёс петлю к одной из птиц. Но глупая дикуша… сама сунула голову в эту петлю! Индеец быстрым движением сдёрнул затянувшейся петлёй птицу с ветки и тем же движением передал её Уиллу, который свернул добыче голову и вытащил её из петли. Джо одну за другой точно таким же образом поймал всех птиц — важно только было каждый раз ловить ту, что сидела ниже всех.

— Самая крутая рыбалка, что я видал, – сказал Уилл, связывая тушки дикуш попарно за лапки. — Вот же дуры-то.

— Так их и зовут, – отвечал Джо. Уже позже он рассказал, что и у индейцев, и у белых лесорубов дикуши зовутся «птица-дура». Ещё Джо рассказал, что, заметив собаку, дикуши немедленно взлетают, а их более благоразумные родичи дождутся, пока пёс не замолчит.