Олег Деев - История Пиноальбара и Кулинарная книга Рэтфорда Шванка

«Вот, — думал Рэтфорд Шванк, грея ноги в тазу с горячей водой, — я один, мне никто не мешает, и все причуды в моей власти. Красота, свобода и простор!» Шванк вытер покрасневшие ступни махровым полотенцем и надел сухие носки. «Как хорошо, — подумал он, — как хорошо, что на сотню верст вокруг нет ни души. Кругом дремучий непроходимый лес. Как это приятно».

Несколько дней он читал, спал и делал опасные опыты, после чего потолок в лаборатории закоптел, и стеклянных колб и пробирок уцелело намного меньше, чем хотелось бы Рэтфорду Шванку. После чего Шванк снова стал рыться в книгах, варить пшённую кашу, печь оладьи и заваривать бруснику в горшке из-под мёда. Потом ему пришла в голову мысль разобраться в книжках, и расставить всё правильно по своим местам. Он начал вытирать пыль, переставлять тома с места на место, выкладывая книги стопками и кривыми столбами прямо на полу. В результате уборки Рэтфорд Шванк нашёл свистульку-ёжика, закатившуюся и исчезнувшую лет восемь назад, и в доме получился такой разгром и беспорядок, что Шванк сел и безнадежно обхватил голову руками. Повсюду валялись книги, свитки рукописей, цветные рисунки из энциклопедий былых времён, на стульях и подоконниках лежали груды мелкого хлама, который жалко было выбрасывать, а куда всё это девать, Рэтфорд Шванк не знал. Малахитовый мышонок с золотым носом, бронзовая астролябия, сломанный арбалет, левая персидская туфля, расшитая бисером, и башенный флюгер с анемометром приводили его в отчаяние. Спасение пришло внезапно. Рэтфорд Шванк решил пригласить к себе выдающегося мастера Крюнкеля Шпунка и попросить его сделать новые книжные шкафы. Рэтфорд Шванк знал, что если Крюнкель Шпунк возьмётся за работу, то это будут такие шкафы, что в них поместится всё что угодно.

Вскоре явился Крюнкель Шпунк и принялся строгать, пилить и клеить. Поднялась приятная осмысленная суета, тонкие завитушки стружек были хороши для растопки печек, уныние отступило, и Рэтфорд Шванк почувствовал, что радость и покой вновь вернулись к нему».

«Это произошло в незапамятные времена в дальних краях, где тёмная сирень господствует над душами людей, и соловьиная песня в майских сумерках звучит глухо, едва пробивая себе дорогу в густом запахе страшных ночных цветов. Туман колыхался и вскипал под лунным светом, жадные травы пили росу, и усталые звезды уходили во влажный лес на западной стороне земли, где бледные орхидеи гибли в ольховых корнях, и пни шевелились в предрассветном мороке.

Беда и опустошение грозили деревне, что стояла у самого края столетнего бора. Свирепые косматые видлумы окружили деревню с трёх сторон, бежать можно было только в болотные топи, но это было ещё хуже, чем встретить беспощадных жестоких врагов лицом к лицу. Видлумы надвигались на деревню, переговариваясь между собой дикими каркающими окриками, и их звериные шкуры уже мелькали возле дальних сараев среди щавеля и бузины. И не осталось бы от деревни возле бора ни следа, ни памяти, как и от многих других селений, если бы не терновые кусты. Колючие непролазные терновые кусты, переплетённые ежевикой и шиповником, неожиданно выросли на пути врагов с такой быстротой, что ни один злобный видлум не сумел сквозь них пробраться. Дикие пришельцы попытались прорубить в терновнике проход, но колючие ветки разрослись ещё гуще прежнего, и когда взошло солнце, покрылись белыми цветами необычайной красоты. К середине дня видлумы, недовольно переругиваясь, ушли, и больше их никто не видел.

Люди, избавленные добрым терновником от нашествия неприятеля, заключили с терновыми кустами договор: жители деревни торжественно пообещали, что всегда, во веки веков, будут помнить о своем спасении, будут ухаживать за терновником, и позволят тёрну расти там, где тому вздумается и захочется. Долгие годы, из поколения в поколение, договор неукоснительно соблюдался. Терновник был окружён любовью и почётом: его пропалывали и поливали. Терновые кусты в ответ вели себя сдержанно-благородно. Они не заполонили собой всё пространство, старались не мешать людям, и радовали всех чудесной красотой синих ягод. Они были прекрасны.

Так продолжалось чуть не целую тысячу лет, и, может быть, продолжалось бы ещё долгие-долгие века. Но однажды со стороны старого бора в деревню вошёл путник. Пришелец был вида обыкновенного: возраста не имел, среднего роста и одет был неброско. В руках он держал вяленую барабульку, глаза скашивал вбок и почёсывался при ходьбе. Человек этот остановился возле крайнего дома, чтобы поговорить с рыжеволосой девочкой, которая играла со своим братом в рыцаря и колдунью. Поговорив с рыжей колдуньей и ещё сильнее скосив глаза, человек ушёл, начертив барабулькой в воздухе тайный знак. Человек ушёл, и всё вроде бы осталось прежним, но с этих пор какая-то прихотливая жадность овладела сердцами обитателей терновой деревни. Людям стало казаться, что жить им надо попросторнее, и нехорошие искорки стали вспыхивать в глазах поселян, когда они смотрели на заросли терновых кустов. Словом, тёрн им начал мешать, его цветы раздражали, терновое варенье сделалось слишком терпким, а если случалось кому ненароком поцарапаться колючим шипом, то говорили об этом как о серьёзном происшествии. За терновыми кустами перестали ухаживать, огородили штакетником и пугали ими маленьких детей перед сном.

Однажды прекрасным летним днём жители деревни как будто бы решили заняться заготовкой дров и привезли из леса груды сухого хвороста, который сложили вокруг терновых кустов, а потом взяли да и подожгли. Благородный тёрн не ожидал такого коварства. Терновник был возмущён предательством своих друзей, которые решили его сжечь; негодование терновых кустов было безмерно, они были оскорблены и раздосадованы.

Волшебными чарами терновые кусты подняли сокрушительный вихрь. Пыль и солома закружились в воздухе, смерч сорвал крыши с домов, и вскоре порывы ветра разметали всю деревню по брёвнышку. Терновник и ежевика заплели своими ветками развалины поселения. Земля зашевелилась, стала подниматься кочками и холмами. Из-под травы и мха проросли грибы необыкновенной величины, пятнистые опёнки облепили рухнувшие дома, склизкие улитки разрушили остатки каменной кладки, и по всей бывшей деревне поднялись ели такой высоты, что места этого нельзя стало узнать. Деревня пропала без следа, исчезла и поросла колокольчиками.

Ранним утром этого злосчастного дня двое подростков, брат и сестра, пошли в лес за малиной. Малины вдоль старой вырубки было много, малиновый запах висел в тёплом лесном воздухе, жужжали разгоряченные солнцем слепни, и чёрно-белая сорока изредка стрекотала на верхушке осины, качая длинным хвостом. Брат с сестрой набрали полные лукошки ягод; но возвратиться они уже не смогли. Когда девочка и мальчик вышли к высоченному ельнику, они подумали, что заблудились и отправились искать дорогу домой, уходя все дальше и дальше от того места, где ещё утром стояла их родная терновая деревня. Заблудившихся подростков звали Карл и Рависсанта — это были брат и сестра, ставшие впоследствии королём и королевой Пиноальбара. Но пока они ничего не знали о своей будущей судьбе. Девочка и мальчик пробирались сквозь лес, подбадривая друг друга и стараясь быть храбрыми. Они перешли через незнакомую речку по горбатым рыбьим спинам, перепрыгивая с окуня на голавля; выслушали глупые советы глупой говорящей скалы, в кустистых бровях которой жили сойки и барсуки; встретились с лесной ведьмой Мегадой Хинья, Мегада Хинья была так голодна, что чуть не съела детей, и они чудом от неё убежали; они видели, как прошелестел по траве зелёный пояс Странствующей Девы; и на тринадцатый день пути вышли к каменному дому колдуна Септония Мара, перед входом в который на веревочке побрякивали вяленые барабульки. Посреди дома сам собой горел костёр, и красная саламандра бегала в огне, мерцая черными пятнами. Жёлтые глаза колдуна Септония Мара посмотрели на вошедших, и каменная дверь позади Карла и Рависсанты захлопнулась.