Пит Рушо - Енот и Пума

Золото кое-где успело обрасти ракушками, но все-таки сияло на солнце, как будто только что появилось на свет.

Команда четвертый день работала, потеряв счет собранным богатствам, надеясь получить удивительно щедрое вознаграждение за труды, обещанное доном Кархадой. К вечеру четвертого дня золота стало попадаться все меньше и меньше, в решетах, которыми просеивали песок со дна, оставались только раковины и гвозди разбитого испанского галиона. Поиски решено было прекратить и на рассвете выходить в море.

Счастливая матросня повалилась спать, не подозревая, что их капитан давно решил не оставлять в живых даже кока.

Опустилась ночь. Барон Гуго Кархада и Джошуа фон Вюртемберг сидели в капитанской каюте, ели фрукты и мило беседовали. Они стоили друг друга, и разговор обоим доставлял наслаждение. Сначала обсуждались фонетические особенности корейшитского диалекта Хиджаза в сравнении с просторечием мавров бывшего Кордовского Халифата и возможная смысловая эрозия стихов известной книги. Далее разговор переместился на географические открытия, произошедшие из-за ошибок в переводе латинской лоции Авенариуса. А потом они говорили о простых и понятных абрикосах.

— Вкусные у вас абрикосы, господин барон, — говорил Вюртемберг, стреляя по своему обыкновению, косточками в окно каюты, — почти как итальянские.

— А вот, извольте взглянуть, такого вы, мой друг, уж верно не встречали и в прекрасной Италии, — Кархада выдвинул ящик стола, — тоже чем-то похож на зрелый абрикос.

Это был сильный ход. Вюртемберг был готов почти ко всему, но Кархада держал перед ним в длинных пальцах, обожженных кислотой, Золотой Глаз. Сокровища были погружены на корабль, но уже с того момента, как Вюртемберг привел барона в бухту, каждый из них ждал от другого внезапного удара. Фон Вюртемберг мгновенно понял все, но опешил от неожиданности: Гуго Кархада не собирался его убивать. Тонкая рука фехтовальщика держала золотой шар с гладким зрачком из черного алмаза. Зрачок глядел на рыцаря, а рыцарь думал о том, что из всех обманов этот самый благородный.

— Вот, мой милый Джо, — говорил Кархада, — я давно вожу с собой эту странную безделушку. Я человек без предрассудков, имею неплохое образование, но временами мне кажется, что именно этот шарик приносит мне удачу. Думаю, это мой талисман.

— Думаю, что удачу вам приносят ваши дарования. Ум и настойчивость, – Вюртемберг знал, что его хитроумные планы больше теперь ему не пригодятся и завтрашний день пройдет для него не так тяжело, как он предполагал раньше. Он с интересом ожидал продолжения игры барона.

Спасибо, любезный Джошуа. Вы изысканно галантны. Я, конечно же, настойчив и деятелен, но шар этот берегу. Довольно странно, имея целый корабль золота, придавать значение такой мелочи.

Кархада закатил шар обратно в ящик и закрыл его на ключ. А ключ, до этого спокойно лежавший среди бумаг и карт, он на шнурке повесил себе на шею. Взял флягу, наклонил над своей кружкой. Фляга была пуста.

— Вот это да! — Кархада совершенно искренне рассмеялся, чему Вюртемберг удивился еще более искренне.

— У нас нет пресной воды, с этими сокровищами забыли о главном! — Кархада был великолепен.

— Не хочется будить команду, — моментально подхватил рыцарь, — но вода нужна.

Если не возражаете, я немедленно отправлюсь на лодке и привезу две-три бочки. В бухту впадает речушка, здесь совсем рядом.

— Как-то, право, неловко вас обременять, — замялся барон.

— Что вы, что вы.

— Ну, так и быть. Пойду спущу на воду шлюпку, а вы, мой благородный друг, прихватите с собой меч на случай, если дикие звери выйдут на водопой, — и дон Кархада удалился в темноту, спускать лодку на воду.

«Жаль, красивый был стол», — думал Вюртемберг, взламывая Рептилией ящик. Он положил шар в карман штанов, опоясался мечом и вышел на палубу. В темноте с трудом разглядел барона в черной одежде. Шлюпка уже бултыхалась и гремела о борт. Кархада сделал вид, что не смотрит на оттопыренный карман.

— Джошуа, спускайтесь, потом я подам вам бочки и весла.

Вюртемберг ловко соскользнул по веревке далеко вниз с палубы корабля, принял и отвязал одну за другой три бочки, черпак и весла. Оттолкнулся от борта стеной возвышавшегося во мраке судна и уплыл в ночь, чтобы больше никогда не возвращаться.

Дон Кархада протер запотевшее окно каюты рукавом камзола, царапая стекло пуговицами. Солнце не поднялось еще над водой, и только вершины холмов проступали неясными серыми пятнами в сумраке наступающего утра. Кархада вытащил из-за пояса пистолет, так мешавший ему спать, бросил его на стол, затянул ремень и отворил дверь.

На палубе к нему подбежали два младших офицера и доложили, что ночь прошла спокойно. Но барон остановил их жестом и сказал, поеживаясь со сна:

— Снимаемся, уходим.

Матросы кинулись на мачты распускать паруса, загрохотали по настилу тяжелые башмаки, подняли красные якоря на успевших зазеленеть канатах. Скрип рей, лебедок и блоков, скрежет мачт и ругань невыспавшихся людей тихо заглушило бульканье побежавшей воды, берега Мелкой Бухты и Каменная Гряда, холмы, наливающиеся сливочными красками рассвета, сдвинулись, стали поворачиваться и уходить: корабль поплыл.

Плавание оказалось недолгим. Напротив мыса Каменной Гряды в светлой утренней дымке фрегат «Не Всегда Прав» преградил им путь. Дабы избежать столкновения испанцы развернулись левым бортом, паруса потеряли ветер, и корабль встал, как бык перед матадором.

Первый же испанец из артиллерийской прислуги, открывший ставень орудийного порта, был убит метким мушкетным выстрелом с фрегата. Кровь забрызгала крашенные пурпуром доски около пушки, и солдат с пробитой головой свесился из люка. Дырявая каска упала в воду и долго еще тускло сияла, вспыхивала, погружаясь кругами в пугающую глубину.

— Мы не причиним вам никакого вреда! — раздался вслед за выстрелом крик Доуза.

Слышно было хорошо. Корабли стояли бортами друг к другу очень близко. Тридцать две пушки, по шестнадцати на каждой палубе английского фрегата и взвинченный голос Доуза не оставили у дона Кархады никаких сомнений: что бы они ни говорили — это конец. Он предоставил право вести переговоры офицерам, а сам сел под мачтой и стал смотреть на голубое утреннее небо, на выгоревшие белые паруса. Барон был спокоен.

— При попытке неповиновения мы взорвем и потопим ваш корабль! Еще ночью выход из бухты был перегорожен плотами, связанными как бусы. На плотах достаточно пороха, чтобы пустить вас ко дну.

Испанская команда поглядела вниз и обнаружила, что их корабль обмотан целой гирляндой разнообразных плавучих предметов, на которых кое-где виднелись бочонки и тлели фитили масляных коптилок.