Александр Власов - Армия Трясогузки

Обходчик Тимофей Егорович шагал по шпалам и, как рассерженный дятел, стучал молотком по рельсам.

Слева и справа стоял лес. Моросил дождь. Под мокрыми деревьями ещё лежал снег, серый, пропитанный холодной весенней водой.

Впереди лес кончался. Рельсы устремлялись к станции с водокачкой, устало опустившей свои хобот. Виднелась высокая труба, грязным пальцем уткнувшаяся в небо. Краснел кирпичный корпус депо, за которым начиналась кривая улица небольшого городка.

И в городке, и на железной дороге хозяйничали колчаковцы. Тимофею Егоровичу приходилось их обслуживать. Потому и сердился он, но приказ большевистского подполья выполнял свято: линию охранял днём и ночью. На его участке поезда проходили без задержек.

Иногда старый обходчик не выдерживал и, встретившись с Кондратом Васильевичем, с обидой говорил:

— Ты из меня холуя колчаковского делаешь!

Кондрат Васильевич руководил оставшимися в городе большевиками.

Это был человек удивительной выдержки и большой воли. Выслушав старика, он в который раз принимался терпеливо разъяснять обходчику одно и то же:

— Ты — наши глаза на железной дороге. А глаза надо беречь!.. Если какой состав пустить под откос потребуется, сделаем без тебя и подальше от твоего участка.

Тимофей Егорович возвращался на железную дорогу и снова шагал по шпалам, постукивал молотком по рельсам, подвинчивал гайки, забивал поглубже расшатавшиеся костыли, подсчитывал вагоны проходящих мимо составов и намётанным глазом безошибочно определял, что и куда везут.

На запад шли эшелоны с солдатами и боеприпасами, а обратно возвращались теплушки, набитые ранеными, опломбированные вагоны с добром, наворованным для адмирала Колчака и его приближённых.

Обходчик уже подходил к опушке леса, когда сзади послышался перестук колёс. Тимофей Егорович сошёл со шпал на тропку и приготовил зелёный флажок.

Состав был короткий: паровоз, пассажирский вагон и четыре теплушки. Вместо машиниста обходчик увидел в паровозной будке двух солдат в гимнастёрках с засученными рукавами. Это возвращался карательный отряд, три дня назад выехавший из города. Колчаковцы сожгли несколько деревень и расправились с крестьянами, которые помогали партизанам.

Обходчик просигналил зелёным флажком: всё в порядке, путь безопасен.

Из теплушек вылетали пьяные голоса:

Тимофей Егорович убрал флажок и с ненавистью сказал:

— Чтоб вам ни дна ни покрышки! Провалиться б вам сквозь…

Он не закончил ругательства и застыл с приоткрытым ртом. Состав громыхнул буферами, накренился набок. Вагоны, как подбитые утки, вразнобой заковыляли вдоль рельсов и с грохотом повалились вместе с паровозом под откос, подминая придорожный кустарник.

Эти странные флажки почти одновременно попали в два штаба: один — к колчаковскому полковнику, второй — к Кондрату Васильевичу Крутову.

Оба флажка были из белого батиста, с одинаковыми надписями. На одной стороне виднелось слово «красный», на обратной — два слова: «Армия Трясогузки».

Полковник брезгливо взял из рук адъютанта флажок, посмотрел на корявые буквы и спросил сквозь зубы:

— Что ещё за Тря-со-гуз-ка? Кличка партизана?

— Почерк детский, ваше превосходительство! — робко заметил адъютант.

— Ваша догадка лишена основания. Грамотность этих скотов до смерти остаётся на детском уровне, — возразил полковник. — Сколько разбито вагонов?

— Пять вагонов и… паровоз.

— Пять вагонов и паровоз! — воскликнул полковник. — Вполне наивный детский почерк!

Он взял карандаш, придвинул к себе донесение об аварии и наложил резолюцию: «Есаулу Благову. Расследовать. Начать с обходчика».

В это время Тимофей Егорович сидел в комнате у Кондрата Васильевича. Для оставшихся в городе большевиков она служила подпольным штабом, а официально называлась мастерской жестянщика. Днём Кондрат Васильевич чинил вёдра, лудил кастрюли, а по ночам ремонтировал оружие для партизан и подпольщиков.

Кондрат Васильевич с любопытством осмотрел флажок, хмыкнул, взъерошил короткие волосы на голове,

— Может, он случайно оказался у дороги?

Обходчик не согласился:

— Никакая не случайность! Два их было, флажка: один колчаковцы нашли, а этот я подобрал. И костыль я потом отыскал.

— При чём тут костыль? — спросил Кондрат Васильевич.

— При том! Его кто-то на рельсу положил — оттого и авария произошла. А флажки по обеим сторонам воткнуты были. Умысел тут явный!

— Умысел, умысел! Глупый умысел-то! — проворчал Кондрат Васильевич. — Какой нормальный человек устроит ловушку и флажками её украсит? Да ещё с дурацкой надписью: армия, и не какая-нибудь, а Трясогузки! Ишь какой Наполеон открылся! А ведь грамотный, чёрт: кавычки нарисовал! — Кондрат Васильевич ткнул пальцем флажок. — Похоже — интеллигент из сочувствующих сработал! Надо будет искать, — может, стоящий человек.

— То ненормальный, то стоящий! — съязвил Тимофей Егорович.

— Ненормальный в смысле того, как крушение подстроил, а стоящий — из-за грамоты, — объявил Кондрат Васильевич. — У нас грамотеев раз, два — и обчёлся! И учти — человек, вроде, наш: сам написал — красный.

— Хорош красный! — продолжал сердиться обходчик. — Глаза он тебе выколол!

Кондрат Васильевич не понял:

— Какие глаза?

— А не ты ли глазами меня называл?.. Ослепли глаза! Мне теперь на дорогу ни-ни!

— Я уж подумал об этом. Сегодня отправлю тебя к партизанам. Но ты не жалей: мы за карательным отрядом давно охотились!

Где-то на улице заиграла гармошка. Кондрат Васильевич поспешно встал с табуретки, взялся за верстак, заваленный чайниками и плошками, передвинул его вместе с двумя половицами, к которым были прикреплены ножки. Открылась узкая щель люка, ведущего в подвал.

— Залезай!.. Кто-то идёт! — сказал он обходчику, указав на люк. — Отдохни до ночи. Там и еда есть, и кровать.

Тимофей Егорович кряхтя полез вниз, а Кондрат Васильевич подвинул верстак на старое место и посмотрел в окно.

Мастерская стояла в самом конце улицы. Чтобы попасть к жестянщику, надо пересечь пустырь, который хорошо просматривался из окон мастерской. Место было удобное. Никто не мог незаметно подкрасться и неожиданно войти в штаб подпольщиков.

Для ещё большей безопасности в двухэтажном деревянном доме напротив пустыря постоянно находился дежурный. Если в мастерской происходила встреча подпольщиков, дежурный, увидев незнакомого человека, начинал играть на гармошке.

По пустырю шла женщина с тазом.