Владислав Крапивин - Синий город на Садовой

Борис выхватил из сумки нужную насадку (спортивную сумку с кинопринадлежностями он бессменно таскал за Олей). Она навинтила объектив, нацелилась…

Человек с крестом поднялся к товарищу. Неторопливо и умело, не боясь высоты, они взяли крест за концы перекладины, как за крылья. Приподняли и нижним концом опустили на маковку шпиля – видимо, там, в этом шаре, было гнездо. Подержались за крест и, кажется, попытались шатнуть его. Но он стоял неподвижно. И солнечный зайчик горел на самом верху.

Люди стали спускаться.

Оля заводила в камере пружину.

– Феденька, ты умница! Такой эпизод ухватил!

– Ольга, смотри!..

Людей уже не было, а лестница вдруг шевельнулась. Наверно, ее тянули за веревки. Она встала вертикально, начала опрокидываться и наконец полетела с лесов. Потом донесся отдаленный гул.

– Сняла? – спросил Федя.

– Да. Здорово… Ой, мамочка, страшно даже: вдруг там по головам…

– Все небось рассчитано, – успокоил Борис.

– А будем проситься на колокольню? – вспомнил Нилка. – Панорама-то ведь нужна. Над которой я полечу.

– Попрут, – как и в прошлый раз, сказала Оля.

– Не имеют права! Мы скажем, что школьная киностудия! – заявил Нилка. – Папа говорит, что операторов обязаны везде пускать!

– Ага! – откликнулся Борис. – А дядя дьякон скажет: "Ваши удостоверения?"

– А мы значки покажем!

– Какие значки? – Это удивились все разом.

Нилка вдруг порозовел. Заковырял в кармашке у пояса.

– Только они самодельные… Я хотел сразу показать, да боялся. Вам, наверно, не понравится… – Наконец он протянул на ладони значок.

Тот был не совсем самодельный. Прозрачный пластмассовый кружок с булавкой, в который можно вставить любую картинку, был, конечно, куплен в киоске. А в ободке, за оргстеклом, черный на белом фоне рисунок: существо с табуретом вместо туловища, с вихрастой ребячьей головой и с тонкими ручками, в которых зажата большая многоглазая камера. И надпись по кругу:

STUDIA

TABURET

Оля тихонько завизжала от восторга:

– Ой, Ни-илка-а! Откуда?

Нилка заулыбался:

– С папой сделали. Вчера. До ночи сидели. Он сперва нарисовал, потом сняли, потом печатали на фотобумаге… Двадцать штук нашлепали на всякий случай…

– Качать великого Нила! – потребовал Борис.

Федя ухватил Нилку за бока.

– Ай! Я щекотки боюсь! Пусти, а то не дам!..

Но конечно, он тут же дал значок каждому. И все украсили себя фирменной эмблемой, забыв на время о недавних неприятностях. И белый свет опять стал хорош, и четверо на этом белом свете были счастливы, что они есть друг у друга…

– Нил, а почему латинские буквы? – весело спросил Борис.

– Папа говорит, что, может быть, мы выйдем на международную арену. Когда-нибудь…

– Факт, выйдем, – заверил Федя.

– Папа говорит: наконец-то ты не один. Я то есть… Это, говорит, судьба.

– Значит, и правда судьба, – решительно подтвердил Борис. – Великий Нил впадает в Табуретное море! Ура!

Нилка обдал друзей синим блеском и выплеснул опять свою, именно Нилкину, искренность:

– Я сейчас думаю: какое же счастье, что ОВИР запретил нам выезд…

Всех обдало холодком тревоги.

– Кто такой Овир? – Она насупила брови.

– Куда выезд? – разом спросили Борис и Федя.

– В С'соединенные Штаты, насовсем. У нам там тетя есть, мамина родственница. Вызов прислала…

– И вы согласились? – Оля потянула к губам костяшки.

– Мама очень нас'стаивала… Папа говорит: а куда денем прадедушкину коллекцию? Взять с собой не разрешат, это национальное достояние, вот… А мама: "Что же, так и жить в этой нищете из-за стеклянных картинок? О ребенке подумай!" Это обо мне, значит… А еще: "Ты же мастер, талант, лауреат всяких премий! А здесь так и останешься репортером из провинции…" Это уже про папу…

– В Штатах есть Флорида, – вдруг совершенно глупо сказал Федя. – Там круглый год тепло. Как у нас в эти дни…

– Если круглый год, это плохо, – грустно возразил Борис.

Нилка удивленно посмотрел на них.

– Нилка, неужели уедешь? – тихо спросила Оля.

Он радостно разъяснил:

– Да запретили же! Я же говорю!.. Знаете, из-за чего? Из-за с'секретности! Папа был на Севере и будто бы снял какие-то объекты, про которые нельзя даже говорить. И сделался он невыездной! Он говорит, что это чушь, нарочно придираются, но теперь уже все равно…

– Нилка, а вдруг разрешат? – с опаской спросил Федя.

– Не раньше чем через пять лет! – с торжеством заявил Нилка. – Так с'сказали. А тогда я уже сам буду почти с паспортом! И вообще – это же вечность!

Они заулыбались вокруг Нилки. Потому что пять лет – это и правда вечность. Ну, не совсем вечность, однако все-таки громадный срок для того, кому нет и тринадцати. Чуть меньше, чем половина жизни.

Церковный двор был обнесен новой узорной решеткой из чугуна – ее по специальному заказу отлили недавно на заводе "Маяк". Звенья решетки установили на кирпичном фундаменте между квадратными столбиками, сложенными тоже из кирпича. Красиво получилось! Как в старину…

Но внутри двора еще не убраны были кучи мусора и лежали штабеля всякого стройматериала.

Среди штабелей горел небольшой костер. В кастрюле с дужкой из алюминиевой проволоки варили строители похлебку.

К июлю на ремонте церкви людей осталось немного. Каменщики свое дело закончили, плотники убрали от колокольни леса и тоже ушли. На отделке работала небольшая бригада.

У костра сейчас были двое. Светлобородый, похожий на Добрыню Никитича Слава и высокий, худой Дмитрий. Его звали Дымитрий за то, что все время курил самокрутки, заходясь долгим кашлем… Узнав, что ребятам снова надо на колокольню, Слава спросил понимающе:

– Что, запороли пленочку, эйзенштейны?

– Опять это чудо египетское, – в сердцах сказал Борис. Но не выдержал, захихикал, глянув на Олю.

Она объяснила:

– При обработке есть такой процесс, засветка называется. Перед вторым проявлением, когда пленка еще желтая, надо ее на ярком свету подержать. Ну, мы включили рефлектор с пятисоткой, чтобы скорее, за несколько секунд. Я катушку взяла, Нилке говорю: "Держи лампу". Он говорит: "Ага…"

– И "а-апчхи!" на нее, на раскаленную, – вставил Борис.

Федя с мрачным удовольствием сообщил:

– Ее даже не на осколки, а в пыль разнесло. А нас – по углам… Когда очухались, Ольга в рев: "Нилка, ты живой?"

– Не ври, я не ревела!.. Я уж потом чуть слезу не пустила, когда катушку с пленкой нашли. Она в ванночку с фиксажем улетела. А гипосульфит – он же все изображение напрочь за полминуты слизывает, если до второй проявки…

– Достали пленочку, а она прозрачненькая, – вздохнул Борис.