Владислав Крапивин - Синий город на Садовой

Федя хихикнул:

– Подумаешь. Это же детское народное творчество. С давних лет. Во всех садиках такие дразнилки. Даже интересно.

– Это если про других – интересно. А когда про себя…

– Без этого в детсаду не проживешь, – философски разъяснил Федя. – Сам небось знаешь, не первый год там…

– А тебя тоже дразнили?

– Естественно… "Дядя Федя съел медведя…"

Степка обрадованно подскочил у него на животе, и Федя опять охнул:

– Тихо ты, аппендикс выскочит…

– А ты вырежь, как у меня. – Степка потер на животе светлый рубец со следами-точками от ниток. Он гордился, что год назад перенес настоящую хирургическую операцию…

– Чтобы я свой родной аппендикс отдал добровольно? – возмутился Федя. – Брысь умываться!

– Счас… А Бориса тоже дразнили?

– Еще как! Хуже всех…

– Мы с ним тогда и подружились первый раз, – вспомнил о раннем детстве Федя. – В средней группе. Я за него заступился, и мы двое… против толпы…

– А когда он приедет? Скоро?

– Через неделю, наверно. Если в Москве не задержится…

– Я про Бориса тоже стихи сочинил, – сообщил Степка.

Федя не пощадил автора:

– Это ведь не твои стихи. Такие уже есть, только не про Бориса, а про киску…

– Ну и что! Я же переделал!

– Так нельзя. Настоящим поэтам за такие дела знаешь как попадает!..

– Я ведь еще не настоящий, – опять надул губы Степка.

– "Еще"… – усмехнулся Федя. Степкина склонность к рифмотворчеству была всем известна.

– А какие ты еще дразнилки знаешь? – ушел Степка от неприятной темы.

– Да такие же, наверно, как и вы там…

– Это все знают.

– А еще:

– Ой, эту я не слыхал! – обрадовался Степка. – Игорешка у нас как раз есть!..

– Да ты что! – спохватился Федя. – Я тебе для этого, что ли, рассказываю? Чтобы ты людей изводил, да?

– Я же для запаса! Если они первые полезут!..

Ксения сунула голову в дверь:

– Да это что за лодыри! Еще и не думали одеваться!..

Федя дотянулся, взял со стула заряженный водяной пистолет и пустил в сестрицу струю. Ксения пообещала из-за двери:

– Подожди, попросишь еще нашивку…

– Ну Ксю-уша!.. – Федя вскочил, свалив на пол Степку. – Мы хорошие!..

Красивый ярлык от иностранных шмоток нужен был, чтобы рассчитаться с Гугой.

Гуга – Федин одноклассник. Кличку свою он получил благодаря географичке Анне Григорьевне. Что-то ехидное сказал на уроке, и Аннушка не выдержала:

– Ох и змея ты, Куприянов!

До этого Гошка Куприянов был просто Купер. Но тут кто-то из девчонок находчиво хихикнул:

– Не змея, а Большой Змей. Из романа Ку-пера.

Ну и пошло: Большой Змей – Чингачгук – Гук – Гуга…

Было это еще в начале пятого класса. С той поры Гуга крепко повзрослел, обогнал многих одноклассников не только в росте, но и, как говорится, в "жизненных интересах". Имел касательство к компании некоего Герцога, что тусовалась в большом дворе на улице Мира. Завел себе в классе двух приятелей-адъютантов, на остальных же "пионерчиков" глядел снисходительно. Впрочем, агрессивности не проявлял, на прозвище не обижался, учился прилично и ни на каких "учетах" не состоял.

В конце мая Гуга спас Федю от большой беды. Учитель немецкого языка Артур Яковлевич – сухой, язвительный, но, надо сказать, справедливый – долго вытягивал из стоявшего у доски Федора Кроева путаные ответы и наконец сообщил:

– Сударь мой, ваша годовая оценка – в состоянии шаткого балансирования между спасительной тройкой и… вы сами понимаете чем. Поэтому – последний шанс. Если переведете предложение, можете гулять с ощущением спасшегося грешника. Если же нет – нас ожидают частые встречи на летних занятиях… – И начертал на доске немецкую фразу, в которой Феде был знаком лишь глагол "sterben", что означает "умирать". Ну, Федя и начал помирать от безнадежности. Старый Артур с подчеркнутым терпением смотрел на семиклассника Кроева, а тот – с тоской на класс… Тут-то Гуга вдруг и поднял тетрадный лист с крупными буквами перевода. На две секунды. Феде хватило.

Он опустил глаза, почесал для видимости в затылке, потом без излишней торопливости и вроде бы даже с некоторым сомнением написал русские слова на доске: "Я смотрел фильм "Никто не хотел умирать".

– Фортуна оказалась благосклонна к вам, – заметил Артур Яковлевич. – Однако ежели вы и в следующем классе станете демонстрировать столь прохладное отношение к языку Гете и Шиллера… Впрочем, нотация – не лучший вид напутствия перед каникулами. Ступайте с миром…

После урока Федя выдохнул с искренним чувством:

– Ну, спасибо тебе, Купер…

Гуга, однако, не воспринял прочувствованного тона:

– "Спасибо" – это чересчур. А вот троячок – в самый раз.

– Че-во? – изумился Федя.

– А что? Разве дорого?

Федя сперва не поверил. Потом понял.

– А как насчет совести?

– Насчет чего? А-а… – Гуга был малость толстоват, но в общем-то симпатичный. И улыбался славно. – Вопрос этот неоднозначный. Пойди тогда к Артуру и расскажи, как ты перевел фразу про шедевр советского кино. Раз уж речь о совести… Я, между прочим, рисковал, а за риск в наше время платят.

Логика была убийственной. И Федя пообещал, что, раз такое дело, трояк он выплатит. Сейчас не может, в кармане пусто, но принесет на летнюю практику, где они все равно встретятся.

– Ну, гляди, – сказал Гуга. – Я проценты не начисляю, будь и ты джентльменом.

Удивляться в общем-то было нечему. "Рыночные отношения" в седьмом "А", как и во всей школе номер четыре, давали себя знать. Девчонки, например, торговали косметикой. Алка Щепахина – та вообще притащила однажды целую коробку всяких заграничных тюбиков, пенальчиков и баночек. Одноклассницы налетели и завизжали: сперва от восторга, потом – узнав цены. Однако платили, у кого было чем. Кончилось, правда, скандалом. Алку поволокли к завучу, товар учительницы изъяли в свою пользу. Впрочем, Алка хвасталась, что заплатили честно…

В июле полагалось отработать две недели на ремонте школы, если не хочешь ехать в ЛТО. Федя не хотел… Но на практике Гуга не появлялся, и Федя забыл про долг.

А вчера Гуга вдруг осчастливил школу своим посещением. И даже взялся таскать с Федей на свалку носилки со строительным мусором. А перед тем сказал:

– Кроев-Шитов, привет. Нет ли у тебя моей трешки?

– Нету. Я же не знал, что увидимся. Ты столько дней не приходил.