Леви Хенриксен - Ангел с Чёртова острова [litres]

Чуть ниже по склону росла покосившаяся сосна, и я поползла к ней. Сделаю то, что умею лучше всего. Постою на голове. Но и это не помогало. Расслабиться не получалось. Четкая и ясная картинка не складывалась. Думать о чем-то одном я не могла. В голове царила полная неразбериха. Картинки наползали друг на дружку. Посмотрись я в эту секунду в зеркало – увидела бы девочку, которой вот-вот должно исполниться одиннадцать и которая не знает, что ей делать.

Я спрыгнула на мох и привалилась к дереву. Похоже, мои движения не укрылись от маминого взгляда, потому что она повернулась и поползла обратно.

– Я видела папу, – сказала она, – там две палатки, обе защитного цвета. В одной они держат папу, а в другой – Юлленшёльда. Охраняют их трое мужчин.

– Они опасны? У них есть оружие? – спросила я.

Мама пожала плечами.

– Оружие у них точно есть. Мы же сами слышали. А вот опасны они или нет – этого я не знаю. Они все в лыжных масках.

Не в силах сдержать чувства, я захлопала в ладоши.

– Ты что? – раздраженно спросила мама.

– Маски! – сказала я. – Маски – это просто прекрасно. Если они прячут лица, значит, планируют рано или поздно отпустить папу и этого, второго, тоже. Ведь если похитители лиц не скрывают, заложники могут их потом опознать. Так сказали в одном кино про похищение – я смотрела его, когда тебя не было дома, а Дурмот заснул прямо перед телевизором.

– Дурмот… – повторила мама, и ее взгляд затуманился, но она взяла себя в руки, моргнула и наморщила лоб. Мама всегда так делает, когда дел много, а сосредоточиться надо на чем-то одном.

– Значит, так, Астрид. План такой. Ты останешься тут. Я отыщу топливный шланг, и тогда ты доберешься на лодке до материка. Когда похитители услышат шум двигателя, они наверняка выбегут на берег, а я тем временем освобожу папу и Юлленшёльда.

– План очень простой. А может, надо что-то записать? И еще таким операциям обычно присваивают название. Может, тоже придумаем какое-нибудь?

– Астрид, это не игра, и времени у нас мало. У бандитов, вероятнее всего, имеются сообщники на материке. Кто-то же должен вести переговоры о выкупе. И возможно, они явятся сюда за Юлленшёльдом. Я должна выкрасть топливный шланг – это наша единственная надежда. Я видела возле палаток несколько сумок – думаю, шланг в одной из них.

– Как по-твоему, бандиты знают, что мы тут? – спросила я.

– Твой отец отлично умеет врать – он всегда такой был. Если бы бандиты что-то заподозрили, то сейчас они прочесывали бы остров.

– А зачем тогда они забрали шланг?

– Как сказал по телефону тот бандит, осторожность не помешает.

– А вдруг их не трое, а больше? – вздохнула я.

Мама отдала мне свои часы и засыпала наставлениями. Неподалеку от вершины холма лежала поваленная сосна, корни которой почти упирались в камень, – в этом шикарном укрытии я спряталась, пообещав маме и носа не высовывать наружу, пока она не вернется. Если через два часа она не вернется, я должна пойти к лодке. Когда я поинтересовалась, зачем мне к лодке, мама ответила, что мне придется толкнуть лодку подальше от берега и запрыгнуть в нее.

– А потом? – спросила я.

– А потом море наверняка вынесет тебя туда, где твою лодку увидят люди. – Она попыталась улыбнуться, но, судя по ее улыбке, в план Б мама особо не верила и надеялась все же отыскать топливный шланг.

В животе у меня заурчало, и я даже обрадовалась – голод отвлекал от других мыслей. На некоторых деревьях вокруг рос древесный мох. Такие мхи богаты углеводами, и в экстренных ситуациях ими можно питаться. К счастью, мне до этого пока еще далеко. В смысле, до экстренной ситуации. Хотя нет, я уже в ней оказалась, но это какая-то другая ситуация. И, кстати, сперва мох надо вымочить в щелоке и хорошенько проварить – только тогда его можно есть. Подумав про щелок, я вздрогнула. Папа говорит, что норвежское блюдо лютефиск [4] Рыба, вымоченная в щелочном растворе, национальное норвежское блюдо. – Примеч. пер. – худшее изобретение норвежцев. По-моему, он прав. От лютефиска пахнет средством от насекомых.

Я заерзала, стараясь усесться поудобнее между камнем и корневищем, но мне по-прежнему было неуютно и сыро, как в погребе. Я застегнула молнию на куртке, однако холод все равно пробирался внутрь, и я боялась, что простужусь. Мерзнуть – намного хуже, чем голодать, ведь когда дрожишь, сложно сохранять храбрость. Взять, например, английского короля Карла II. Когда его вели на казнь, он попросил надеть две рубахи – иначе, задрожи он от холода, все решили бы, что он просто боится. А после его смерти в Англии столько всего странного случилось. Возле Дувра кит выбросился на берег и умер. Лондонцы утверждали, будто видели, как с неба падает яркая звезда, а одному человеку, который прежде говорил, что король заслуживает смерти, вороны выклевали глаза. Да уж, непросто, наверное, быть королем.

Я посмотрела на часы. Нет, это невыносимо. Два часа я так не просижу. У меня мысли просто из ушей полезут.

Я подползла к камню, за которым прежде пряталась мама, и вытащила бинокль. В вестернах, которые так любит папа, стекла в биноклях непременно отбрасывают блики – и таким образом ковбои обнаруживают врага. Впрочем, мне бояться нечего: день сегодня серый и пасмурный, а небо затянуто тучами. К тому же бандитов окружающие холмы особо не интересуют. Двое похитителей уткнулись в телефоны и, похоже, играли в какую-то игру. Третий приоткрыл палатку и сунул голову внутрь. Я попыталась тоже заглянуть туда, но бандит уже вылез наружу и застегнул молнию. Потом он подошел к другой палатке и проделал то же самое. Затем все трое, будто по сигналу, сняли лыжные маски и бросили их на землю.

Тот, что заглядывал в палатку, тряхнул головой, и на спину ему упали темные волосы, собранные в длинный хвост. Сказав что-то двум другим бандитам, он показал на тропинку, которая пересекала остров, и двинулся в ту сторону. Другие дождались, когда их подельник скрылся из виду, подошли к одной из сумок и вытащили оттуда несколько бутылок. Оба бандита были светловолосыми, коротко стриженными, одинакового роста. Издали они вообще казались близнецами. Они уселись под двумя березами, и в эту секунду я заметила за палатками какое-то движение. Сперва я решила, что это животное – барсук, бобр или лисица. Я навела на это место бинокль и увидела маму. Она осторожно ползла вперед, упираясь в землю локтями. Похоже, мама вымазалась землей, потому что раньше лицо ее таким темным не было. Светлых маминых волос тоже видно не было – значит, она спрятала их под косынку или платок.

Мама подползла к палатке слева. Перед ней стояли какие-то тюки – наверное, это и были сумки, о которых она говорила. Я попыталась разглядеть, не шевелятся ли мамины губы. Может, она сейчас шепотом подбадривает папу? Но этого мне с такого расстояния было не видно. Мама уже доползла до сумок и заглянула в ту, что лежала к ней ближе всего, когда один из похитителей поднялся. Такого я не ожидала и от испуга даже охнула. Бандит похлопал себя по карманам. Сложить руки, как во время молитвы, я не могла – тогда пришлось бы бросить бинокль, но про себя я принялась молиться: «Господи, милый, добрый, хороший Боженька, пусть он просто достанет сигареты и закурит». Похититель спросил что-то у своего подельника, но тот лишь покачал головой, и тогда первый направился к палатке. А мама куда-то исчезла. «Боженька, добрый, милый, хороший, пускай он просто заглянет в палатку», – молилась я, но когда похититель двинулся к сумкам, закрыла глаза. Потом до меня донесся крик, и глаза открылись сами собой. Я думала, что преступник схватил маму, но оказалось, что кричал второй бандит – он протягивал своему приятелю какой-то предмет. Первый взял его, и вскоре над головой у него поплыл сигаретный дымок.