Евгений Рудашевский - Сердце мглы [litres]

Сверху проступили различимые накаты каменных глыб. Расщелина сужалась, и ступени чаще оказывались выдолблены в искусственно расширенном проёме, но дышалось легче. Скоробогатов прежде не понимал, до чего на лестнице душно.

Послышался шелест ветра или шум водопада. Путники приближались к вершине. К четвёртой из семи вершин, указанной истуканом и кубом святилища.

Лестница больше не петляла – вела уверенным маршем строго вперёд, однако не стала более крутой, вздымалась плавно, местами вовсе выводила на ровную каменную тропу. Над головами наметился просвет. Максим, Никита и Анна убрали фонарики в рюкзак. Ступени стали шире и глубже. Скоробогатов жадно всматривался в скальный проём. Не знал, чего ждать – парадного входа, новой крепостной стены или человеческих голосов. Лестница от руин заброшенного поселения могла быть не единственной. Аркадий Иванович допускал, что Город Солнца населён, хоть и не представлял, какими окажутся солярии. Ничто не мешало наследникам возрождённого Эдема – тем из них, кто не сбежал, – обитать в полнейшем отъединении. Вряд ли они, замкнувшись, процветали. Скорее превратились в дикарей и… Тени! Скоробогатов с ужасом подумал, что напавшие на его экспедицию туземцы и есть потомки Затрапезного, дель Кампо и мастеров приходной книги. Нет… Тени беспокоили Город Солнца и раньше. Ведь их рисовал ещё Вердехо. Они, конечно, были каким-то образом связаны с горным хребтом и местом, выбранным под возрождённый Эдем, но к самим соляриям отношения не имели.

Аркадий Иванович развлекал себя подобными размышлениями, когда Покачалов всех остановил. Продравшись через курчавые светло-зелёные наносы растительности, он обнаружил, что стены здесь облицованы. Значит, путники добрались до парадного марша. Никита, взволнованный, взялся высвободить стены из-под лиственной драпировки, чтобы лучше разглядеть покрывавшие их базальтовые плиты. Максим и Дмитрий пришли ему на помощь. Втроём они быстро расчистили несколько метров гладкой поверхности. Кажется, обрадовались небольшому промедлению. Рвались вперёд, но хотели свыкнуться с мыслью, что с минуты на минуту увидят Город Солнца.

Узоров или символов на плитах не оказалось, но Покачалов продолжал настойчиво счищать с них мягкую подушку лишайника, срезáть облепившие их древесные корни. Отойдя назад и обозрев открытый фрагмент стены, прошептал:

– «Я Тсинакан, маг пирамиды Кахолома. Меня бичевали, били, калечили, а потом я очнулся в этой темнице, откуда мне уже не выйти живым».

– Вы… – растерянно протянула Анна. – Вы где-то видите надписи?

– «Ты пробудился не к бдению, – продолжал шептать Покачалов, – а к предыдущему сну. А этот сон в свою очередь заключён в другом, и так до бесконечности, равной числу песчинок. Путь, на который ты вступил, нескончаем; ты умрёшь, прежде чем проснёшься на самом деле».

– Никита? – с сомнением спросил Максим.

– Это «Письмена бога» Борхеса, – с блаженной улыбкой ответил Покачалов.

– Я ничего не вижу, – признался Дмитрий.

– А ты присмотрись. Наш создатель предвидел, что последние времена человека окажутся несчастливыми, и задумал оставить нам магическую формулу, способную отвратить худшие несчастья. – Покачалов, утомлённый, присел на ступень. – Только не знал, где и как формулу записать. Пергамент истлеет, камень осыплется. Выложить слова изгибами рек? Их направление переменчиво. Начертать крапинками звёзд? Звёзды гаснут, а созвездия смещаются. И бог выбрал единственную постоянную величину.

– Ягуар! – воскликнул Максим, отошедший от стены и разглядевший то, о чём говорил Покачалов.

– Да, – кивнул Никита. – Бог написал магическую формулу спасения на ягуаре, зашифровал соответствующие символы в его пятнах.

– Тут ягуар? – Анна растерянно вела головой, не понимая, чем именно стена привлекала общее внимание.

Скоробогатов подумал, что Покачалов бредит, а потом действительно увидел ягуара. Стену покрывали плиты разных размеров и очертаний, некоторые из них треснули и обвалились, оставив после себя тёмную прогалину необработанного камня, но из тех, что были по центру, в самом деле складывалась полноразмерная мозаичная фигура ягуара. И ягуар был не один. За ним виднелась голова предыдущего, а впереди – задняя лапа следующего. Цепочка ягуаров, вместе с путниками поднимавшихся по лестнице.

– Они нас сопровождают. – Дмитрий разглядел кошачий силуэт.

– «О радость познания, ты превыше радости воображения и чувств! – продолжал Покачалов, будто слова Борхеса сами по себе были магическим заклинанием. – Я видел вселенную и постиг сокровенные мысли вселенной. Видел начало времён, о котором говорит Книга Совета. Видел горы, восстающие из вод, видел первых людей, чья плоть была древесиной… видел псов, что пожирали их лица. Видел безликого Бога, стоящего позади богов. Видел бесчисленные деяния, слагавшиеся в единое блаженство…»

Скоробогатов заворожённо слушал Никиту. Впервые заподозрил, что Шустов-старший успел рассказать Покачалову о содержании дневника. Быть может, звал с собой, в Город Солнца. Обещал показать истинные письмена бога .

Максим ещё рассматривал силуэт ягуара, но Аркадий Иванович больше не хотел ждать. Перехватил у Лизы мачете и пошёл вверх по лестнице. Наотмашь рубил листья потоса и поросшие мхом ветви, давил стебли хвоща. Цеплялся ботинками за корни и стелющиеся стволы, но шагал без остановок. Рвался вперёд, к приближавшемуся просвету.

Проскочив последнюю ступень, оказался на площадке. Не замедлился, чтобы осмотреть её. Увидев, что на дальнем краю деревья расступаются, открывая ничем не ограниченный простор, устремился туда. Отметил лишь, что между кронами над головой теперь просматривалось небо, а в кронах шумел горный ветер.

Оказавшись у каменного парапета, ощетиненного кустами, Скоробогатов принялся рубить их тонкие ветки. Не мог с ними управиться и в нетерпении чуть не выронил мачете. Попробовал развести кусты руками, но побоялся упасть с парапета, пределов которого не различал.

Мгновением позже к Аркадию Ивановичу присоединились остальные путники. Вместе, вшестером, они набросились на кусты, словно тонули в топкой растительности и хотели в отчаянном броске прорубить в её гущине продух – задыхаясь, сражались за собственную жизнь.

Скоробогатов заметил, что Лиза, оставшись без мачете, достала нож Шахбана. Не знал, что дочь взяла его себе. Толкаясь с Дмитрием и Покачаловым, теснясь у едва намеченного проёма, Аркадий Иванович злился. Обливаясь пóтом, уговорил себя отойти в сторону и подождать. Встал за спинами других. Переминаясь на месте, высматривал из-за плеч Максима и Лизы первые проблески распахнувшегося перед ними вида.