Евгений Рудашевский - Сердце мглы [litres]

– Вы знали Серхио? – спросил он. – Серхио Шустов. Из России. Он…

– Здесь нет имён.

Вот заладил!

– Хорошо… Вы знали моего отца? Мы с ним похожи и…

– Знал.

Дальше старик предпочёл идти молча. Максим не торопился с расспросами, хоть и наверняка разрывался от желания выпытать у отшельника всё разом: от его происхождения до знакомства с отцом. Покачалов и Дима с таким вниманием ждали, когда продолжится разговор, что перестали смотреть по сторонам. Их не соблазнил даже остов удивительного строения, в общих очертаниях похожего на смесь часовни и башнеобразного склепа – вроде того, что красовался на второй, неотправленной открытке Гаспара Дельгадо.

– Вас сюда привёл отец? – наконец спросил Максим.

– Можно и так сказать, – согласился старик. – Или я его сюда привёл. Это как посмотреть.

– Он был здесь?

– Мы все здесь были.

– Отец не погиб в джунглях?

– Странный вопрос.

Значит, Шустов добрался до Города Солнца. Значит, добился своего… И мог… мог до сих пор оставаться в возрождённом Эдеме. Если только не попытался выбраться и не погиб уже на обратном пути. И если старик вообще понимает, о чём говорит, – ничто не мешало ему наугад отвечать на вопросы Максима. И всё же Покачалов вообразил, что отшельник ведёт путников прямиком к Шустову-старшему. Разволновавшись, остановился. Встреча с живым Сержем казалась почти такой же невероятной, как само существование Города Солнца. Прошло восемь лет… И ведь Серж встретил бы Покачалова спокойно, без удивления. Не стал бы здороваться. Сразу повёл бы показывать наиболее любопытные закоулки возрождённого Эдема, с ходу рассказывая об обнаруженных им артефактах, будто не было восьми лет расставания, а он продолжает недавно прерванный разговор.

– Ты чего? – Дима уткнулся в спину Никите.

– Ничего, ничего… Идём.

Они приближались к северной площадке с наполовину обвалившимися лестницами. Узкая полоса террасы была разделена на участки невысокими каменными стенами. Покачалов не удивился бы, узнав, что на каждое кольцо террасы таких участков приходилось ровно двенадцать. Это перекликалось с дуодецимальной системой перуанцев – счётом дюжинами, по количеству суставов, – и с количеством месяцев в году, которых в Новом Свете задолго до колонизации насчитывали ровно двенадцать. Террасы превращались в некое подобие календаря, что можно было соотнести как с астрономическими наблюдениями чавинцев, так и с астрономическими увлечениями соляриев из Города Солнца Кампанеллы.

Покачалов поднял голову. Кроны над ним стелились прохудившимся балдахином, в прорези которого просматривались и непривычно ясное небо, и клубившиеся по нему облака, и тёмный отвес пологой стены котловины с тремя верхними террасами. Джунгли здесь, в котловине, хоть и оставались полновластными, были совсем не похожи на дождевые леса в низине. Напоминали тихий и по-своему мягкий лес полуострова с его крепостным поселением. Ни змей, ни пауков, ни отравляющих миазмов. Живности здесь вообще было мало. Из крупных зверей Покачалов подметил разве что лысоголовых обезьянок уакари, сопровождавших путников с молчаливым любопытством, то и дело свешивавшихся с веток и выставлявших красные, будто общипанные мордочки. Кроме того, в кронах высокоствольных деревьев угадывались очертания неподвижных ленивцев и пёстрые кляксы птиц, вроде восхитительной котинги или танагры. Духоту ощутимо разбавляла горная прохлада, ласкавшая воспалённую до язв кожу Покачалова. Даже встречавшиеся колонии муравьёв казались безобидными, хотя Никита знал, что это впечатление обманчиво, – не хотел бы ночью вновь столкнуться с их полчищами. Не забыл, с каким упорством они штурмовали его гамак.

– Вы были с моим отцом, – продолжил Максим, когда отшельник первый перешёл на уцелевшую сторону лестницы. – Он нанял вас в свою экспедицию?

– Странный вопрос.

Старик утомлял однообразными ответами.

– Как вы справились с тенями? – не сдавался Максим. – Те… безголовые туземцы. Они никого не пропускают.

– Мы прислушались к женщине.

– К старой туземке?

– Да. Она предупредила, что идти опасно. И мы выбрали дальнюю тропу. У твоего отца была карта, а путь через истуканов – не единственный. Сюда ведут четыре пути. Мы обошли теней. И никто не пострадал.

– То есть все девять человек отца добрались сюда невредимыми?

Старик остановился на ступеньках. Повернулся к Максиму. Посмотрел на него снизу. Без осуждения или негодования, почти добродушно сказал:

– Не делай так.

– Не буду, – кивнул Максим.

Хотел проверить старика. Не был уверен, что отшельник говорит правду. В конце концов, ничто не мешало ему подыграть чужакам и выдать нужные им ответы. От одиночества согласишься и не на такую забаву. Максим знал, что вместе с Шустовым-старшим в джунгли отправилось шесть человек. Никаких девяти. Гаспар Дельгадо, его жена Исабель, Марден, второй проводник и двое носильщиков. Марден и Исабель вернулись. Старик едва ли был носильщиком. Выбор небольшой. Или второй проводник, или Дельгадо. По словам Димы, Гаспару не было и шестидесяти. Кроме того, отшельник был на него совсем не похож – Артуро показывал Шмелёвым фотографии дяди. Значит, второй проводник. Конечно, смущало, что Шустов вдруг решился нанять в проводники настолько ветхого ходока, но с другой стороны… Серж был способен на любую дикость, если считал её оправданной. Проводник так проводник.

– Исабель… – начал Максим и осёкся. – Да, я помню, имён здесь нет. Тогда так. Женщина из группы моего отца вернулась. Как ей удалось?

– Иногда безумцы проходят там, где не пройдёт здоровый, – уклончиво ответил старик, упоминанием о безумии Исабель подтвердив, что знал жену Дельгадо.

– Где мой отец? Он жив?

– Твоего отца больше нет. Но ты с ним встретишься.

– Что это значит?

– Значит, что ты с ним встретишься. На краю. Когда будешь готов. Тебе нечего опасаться неудачи. И не торопись. Дом Соломона сам ответит на твои вопросы. Даже больше – он подскажет, какие именно вопросы задать.

– Подлинное знание начинается с вопросов ? – отчего-то шёпотом спросил Максим.

Старик ему не ответил. Спустился с последней ступени и заковылял дальше, будто в самом факте, что он идёт по дну котловины, по верхнему городскому ярусу возрождённого Эдема, не было ничего исключительного. С такой будничностью идут в бакалейную лавку за батоном и пачкой кубанского риса. Покачалов, глядя в спину отшельника, тихо выругался. Злился, что старик своим присутствием всё портит, не даёт проникнуться атмосферой преданного забвению города.

Покачалов почувствовал робость. Путники вшестером сгрудились у нижних ступеней, выводивших на дно котловины. Застыли в нерешительности, хоть и видели, что старик уходит. Скоробогатов продолжал о чём-то переговариваться с Лизой. Шмелёвы молча поглядывали на Максима.