Лилиан Браун - Кот, который там не был

– Это тебе наказание за то, что ты покинула его, – сказал Квиллер. – Когда он решит, что ты достаточно настрадалась, он успокоит тебя своей любовью. Думаю, нечто подобное ждёт дома и меня.

После двухнедельного лицезрения шотландских замков он успел забыть, каким шедевром архитектуры является его амбар для хранения яблок. Этот восьмигранник был возведён на фундаменте из необработанного камня подобно постройкам тринадцатого века в Шотландии, а пострадавшую от времени кровельную дранку недавно заменили шифером. Квиллер посмотрел на окна – никто не шпионил за ним. Сиамцы в это время находились в кухне, где с довольным видом сидели на холодильнике,

наблюдая, как Милдред Хенстейбл ставит керамическую кастрюльку в духовку. Коты покровительственно посмотрели сверху на вошедшего Квиллера.

– Добро пожаловать! – приветствовала его Милдред. – Как прошла поездка?

– Ещё никто не говорил, что путешествие легкое дело.

– Как насчёт чашечки кофе?

– Сразу же, как занесу в дом вещи. – Он втащил свои сумки по пандусу на второй этаж, а когда вернулся, в его кармане лежала маленькая белая коробочка с монограммой «ЧРМ» на крышке. Сиамцы по-прежнему сидели на холодильнике, загадочные, как сфинксы.

– Нашли тело Ирмы? – спросил Квиллер, садясь за столик.

Милдред налила две чашки кофе.

– Да, и вчера её похоронили, но были ещё неприятные моменты. Братья Динглберри сказали Роджеру – конечно, не для печати, – что миссис Хасселрич яростно настаивала на том, чтобы Ирму кремировали.

– Некролог вышел?

– Да. На первой странице. Я оставила его на журнальном столике… Он чудесно написан… Ну а если отвлечься от этой драмы, Квилл, как прошло путешествие?

– Я лучше пойму это после ночи в собственной постели.

– Ты купил себе шотландскую юбку?

– Нет, только пару галстуков в духе Макинтоша из шотландки. Если уж речь зашла о Макинтоше, то вот тебе сувенир из Глазго. – Он подтолкнул к ней белую коробочку.

– О, Квилл! Большое спасибо! – воскликнула она, увидев серебряную в форме павлиньего пера брошку. – Как называется этот камень?

– Это дымчатый топаз, который, по-моему, можно найти только в Шотландии.

– С твоей стороны так мило подумать обо мне.

– А с твоей стороны, Милдред, было верхом великодушия взять на себя заботу о сиамцах.

– Вот уж нисколько! Жить в амбаре захватывающе интересно, а киски оказались чудесной компанией. Я бы не отказалась иметь точно такого же кота, как Коко.

– Точно такого, как Коко, не существует, – просветил он её. – Он Шекспир среди котов, Бетховен среди котов, Леонардо среди котов!

Услышав, как его имя произносят с одобрением, Коко поднялся, вытянул задние лапы, затем передние с выпущенными когтями, после чего с глухим стуком спрыгнул с холодильника, невольно издав ворчливый звук, и неторопливо направился к Квиллеру, дабы вдохнуть заграничные ароматы. Кто мог знать, какие запахи уловил этот подергивающийся нос? Старинные замки? Вереск? Шотландский мясной бульон? Рыбачьи посёлки? Овцы? Завод по приготовлению виски? Кости древних королей? Поля сражений, двести пятьдесят лет назад пропитанные кровью?

– Они безобразничали? – спросил Квиллер.

– Кто-то из них стащил у меня целую пачку пилочек для ногтей, уволакивал тайком, по одной.

– Мелкие кражи – это по части Юм-Юм. С меня пачка. Я вычту стоимость из содержания Юм-Юм. А как насчёт Коко?

– Он перепугал меня однажды, – сказала Милдред. – Я собиралась принять таблетку для похудания, а он бросился и схватил её. Я испугалась, что он съест и отравится, но он лишь разгрыз её.

– Да, он любит хватать зубами мягкие, липкие вещи типа конфет «желейные бобы», – объяснил Квиллер. – Не доносится ли до меня из духовки запах макарон с сыром? Всё это время, пока я питался обжигающим мясным бульоном, пирогами с бараниной, варёными бараньими языками и рубцами с луком, я тосковал о макаронах с сыром.

– Это нам на ланч, – сказала Милдред. – Кстати, для кошек остаётся кое-что в холодильнике: колбасный хлебец, пирожки с треской, индюшка, а для тебя там есть тушёная говядина. Пока тебя не было, я, надеюсь, не уморила кошек голодом.

После ланча Милдред отправилась восвояси, а Квиллер закрылся в кабинете и пребывал там до тех пор, пока кошачий дуэт за дверью не напомнил ему, что пора, пожалуй, и пообедать. Все трое подкрепились, причём обед прошёл в самой непринужденной обстановке. Затем Квиллер лениво развалился в своём любимом кресле, не имея желания ни читать газету, ни слушать музыку, ни писать писем, ни гулять, ни звонить кому-нибудь. Его охватила апатия, которая нередко нападает после отпуска.

Когда сиамцы окружили его, милосердно прощая почти двухнедельное отсутствие, он слегка погладил Юм-Юм и без особой убежденности сказал Коко, что он красивый парень.

Коко импульсивно спрыгнул с ручки кресла и целенаправленно отправился к большому квадратному журнальному столику, на котором Милдред оставила экземпляр «Всякой всячины». Вспрыгнув на столик, он близоруко уставился на газету. Затем, выгнув спину, распушив хвост и прижав уши, он медленно и важно обнюхал передовицу. Он кружил и кружил вокруг неё, совершая уже не раз виденный Квиллером ритуальный танец, от которого волосы вставали дыбом. Это означало, что необычные способности кота позволяют ему почувствовать какое-то отклонение от нормы, недоступное восприятию людей.

Квиллер ощутил знакомое покалывание над верхней губой. На первой странице была большая фотография Ирмы Хасселрич и на полстраницы – некролог. Он вспомнил, что Коко завыл в тот момент, когда Ирма умерла. Не прибегая к спутниковой связи, кот узнал, что происходит в далекой шотландской деревушке. Возможно, он и теперь почувствовал что-то, о чём хотел сообщить хозяину? Полли считала, что между нею и Бутси царит полная гармония, но она ни в какое сравнение не шла с тем взаимопониманием, которое установилось между Квиллером и Коко.

«Ну нет, – решил он, – в конце концов, это лишь глупое воображение».

– Я выбит из колеи смещением во времени, – сказал он сиамцам. – Давайте погасим свет и объявим, что сейчас ночь.

Квиллер превосходно выспался, но утром никак не мог сориентироваться. Он не мог сообразить, какой нынче день. Он знал только, что это тринадцатый день их поездки. После неопределённого состояния, вызванного путешествием, когда дни шли под номерами, ему никак было не приспособиться к обычным названиям дней недели, В результате на следующее утро после ужасного танца Коко вокруг некролога для Квиллера наступил не понедельник или четверг, но некий тринадцатый день.

Звон колоколов на Пикаксской площади, впрочем, наводил на мысль, что день тринадцатый может расшифровываться как воскресенье. С другой стороны, если это были свадебные колокола, он мог оказаться и субботой. Квиллер уже подумывал позвонить в отдел местных городских новостей «Всякой всячины» и спросить, суббота сегодня или воскресенье. Когда он работал для центральных газет, ему приходилось отвечать и на более странные вопросы. Не помогла ему и местная радиостанция: диктор сообщил время, температуру воздуха, скорость ветра и относительную влажность воздуха, но день недели почему-то не назвал. Что же касается получасовых последних известий, которые Квиллер считал чересчур приторными, то в субботу они были ничуть не менее слащавы, чем в воскресенье.