Михаил Демиденко - Сын балтийца

- Мы готовим пьесу по Гюго «Коммунары Парижа», - сказал Усов-Борисов, сбитый с толку тем, что представитель горкома комсомола отказался выбросить Гамлета на помойку истории.

- А что народ будет работать? - спросил деловито толстый барабанщик.

- Будем ремонтировать, значит, приводить в порядок детскую туберкулезную клинику профессора Щелкунова. Сейчас в республике многие дети болеют. Простите, вы хотите пить нарзан?

- Как сказать… - смутился барабанщик. - Лично я хочу, но у нас его в оркестре не уважают.

- Чего в нем хорошего? - сказала «валторна». - Вода да вода… Соленая.

- Простите, темный вы народ! - сказал Аграновский. - Кто сюда приезжал на воды? Князья, разные фифочки - аристократы, те, у кого были миллионы, они заботились о своем здоровье. Не все же были у них дураки. А мы по темноте - вода соленая. Господа тебе и подсовывали сивуху, а сами в Баден-Баден ехали или в Кисловодск. Большая сила в этой воде. И мы отдаем эту силу в руки пролетариата. Клиника Щелкунова - начало. Следом будем строить клиники для вдов красноармейцев, израненных, для всего трудового народа. Еще буржуи из разных стран будут проситься к нам попить нарзана, а мы им кукиш в нос! Самим надо! Так что ходите, все ходите и пейте живую воду.

- А я был в клинике профессора, - не удержался и подал голос Ваня.

- Стоп! Ты Ваня Сидорихин? - засек мальчонку Аграновский.

- Да! Откуда вы знаете?

- Узнаешь… Беги домой! Тебя мать искала. Сейчас даст тебе ремня! А на воскресник приходи, только мать предупреди, чтоб не волновалась.

Полина Гавриловна сидела за столом, раскладывала пасьянс, она всегда брала в руки карты, когда у нее были волнения.

- Мама! - сказал с порога Ваня. - Извини, я нечаянно так поздно.

Мать молчала.

- Мама, я же здесь был, в гостинице, на первом этаже у артистов. Я с режиссером познакомился. Он меня тоже в артисты пригласил. Он сказал, что я буду Гаврошем в пьесе о коммунарах. Я буду играть на балалайке. И петь частушки. Про версальцев…

Мать подняла голову, смешала карты.

- Ты будешь Гаврошем?

- Да…

- И на баррикаде будешь играть на балалайке?

- Да… Балалайка - музыкальный инструмент всемирного пролетариата.

- Это он тебе сказал?

- Да. Усов-Борисов. Тигр. Его так Зуя прозвал.

Мать вдруг откинула голову и начала смеяться. Звонко. Заразительно. Как смеялась давным-давно, когда еще был жив отец. Ванечка растерялся. Он даже забыл, как она смеется.

- Ой, не могу! - схватилась она за грудь. - Ой, уморил. Гаврош на балалайке!

И Ванечка тоже засмеялся.

Они покатывались со смеху. Они обнялись. Они были счастливы в этот момент. Мать и сын - одно целое.

Жаль только, что у Полины Гавриловны больше не было густых русых кос. Она их отрезала. Там… в Семилуках. Теперь у нее прическа была короткой. И в ней много седых волос.

- Что-то не к добру развеселились, - вдруг посерьезнела мать и прижала к себе сына. - Ровно год назад мы готовились отметить вторую годовщину Революции. И нам не дали праздновать. На душе почему-то тревожно. Ты меня в эти дни не покидай. Когда я не вижу тебя… Будь рядом со мной. Очень прошу.

Ночью Сидорихины проснулись от шума. Ночи уже стали прохладными. Набросив шаль на плечи, Полина Гавриловна отодвинула фикус, открыла дверь, вышла на балкон.

На булыжной мостовой перед «Бештау» выстраивались заспанные музыканты, артисты сладко зевали. Во главе строя стояла Софья Ильинична в мужской военной форме, в кепке. Левый фланг замыкал Усов-Борисов - он был самым маленьким в агитотряде.

- Инструменты брать? - опросила «флейта».

- Оставить! - скомандовал комендант взвода охраны штаба тыла.

- Куда нас подняли?

- Товарищи, не бузить! - сказал комендант. - Инструмент вам не потребуется. И оружие оставить. Софья Ильинична, у вас есть наган, оставьте его под подушкой.

- Я с ним никогда не расстаюсь после налета Махно на хутор Бочка, - сказала капельмейстер.

- Сегодня оставьте! От греха подальше. Куда ты винтовку взял? Снеси в козлы.

- Почто тревога? - спросил толстый дядя Гриша - «барабан».

- Вас подняли на облаву, - ответил комендант.

- А почему нас? Почему не вас?

- Почему без взвода охраны?

- Почему на облаву без оружия?

- По кочану! - начал сердиться комендант. - Вам девица обрисует. Прошу, товарищ!

Откуда-то из темноты появилась девушка, сверху не разглядеть, красивая или нет. Она, стесняясь, начала объяснять:

- У меня из зоопарка сбежали звери.

- Кто сбежал? - не поняла «труба».

- Зверь, говорят, бандюга махровый.

- Почему же винтовку запретили взять?

- Тихо! Не слышно! Ты, подруга, говори шибче.

- Меня горком комсомола назначил комиссаром зоосада, - продолжала девушка, чуть не плача. - Звери - народное добро, а кормить их нечем. Мало корма… Средств не хватает. Они и убежали. Вечером.

- Все?

- Нет… Только часть. Незначительная часть. Остальные мечутся.

- А мы-то при чем? Нам самим перловки не хватает.

- Утром люди пойдут на работу, дети пойдут. И военные пойдут, - объясняла девушка. - Военные от неожиданности…

- С перепугу, - поправил кто-то. - Если лев на тебя попрет.

- Может быть… Могут выстрелить. И убить зверя. А он - народное достояние…

- Значит, мы будем ловить диких зверей? - догадался наконец Усов-Борисов. - Звероловами будем?

- Вроде, - сказала девушка. - Помогите зоосаду!

- Кто убежал-то? - не поняла «флейта», страдающая некоторой глухотой.

- Зверье.

- Какое?

- Дикое.

- Откуда?

- С зоосада за курзалом.

- А чего они убежали?

- Лопать нечего.

- Так они что, нас лопать будут?

- Всех не слопают - нас много, - уточнил дядя Гриша.

- Ясна задача? - прекратил суды-пересуды комендант. - Софья

Ильинична, командуйте. Вот комиссар по лягушкам вам помощник. А все-таки кто сбежал? Слон или удав?

- Две зебры и гиена.

- Что деется! - сказал кто-то. - Это которая гиена - огненная? Она?

- Нет, хищник, - на полном серьезе объяснила девушка. - Она жительница Африки. Зебры - это те же лошадки, но полосатые, они тоже из Африки.

- Понятно. А дрын можно взять?

Ваня, как услышал про зебр, вскочил с кровати, натянул брюки.

- Мама! Я с ними! Мам? Такое раз в жизни случается.

- Что? - вздрогнула Полина Гавриловна, метнулась к двери, выдернула ключ. - Не пущу! Нет!

- Ты меня как маленького держишь! - обиделся Ваня. - Мне уже четырнадцать лет будет… После Нового года. Они даже оружия не взяли.

- И не проси и не… Не пущу и все! - она подошла к сыну, взяла его за руки. - У меня сегодня карты плохо сложились.

- Не стыдно? Ты же коммунистка, а в какие-то карты веришь. Если узнают, что ты такая отсталая, тебе нагорит. Отпусти! Отпусти! Они уже уходят!