Валерий Гусев - Шпион на батарейках

Я наступил на носок сапога и выдернул из него Алешку.

– Мне там понравилось, – сказал он серьезно. – Такая спецобувь очень хороша для…

Но тут позвонил Сеня и сказал, что через полчаса ждет нас на бревнышке, невдалеке от Зеленого дома, вместе с «объектом».

– Бери спецобувь, – приказал Алешка, – на встречу с агентом пойдем.

Я послушно захватил сапог, и мы пошли на Самородинку. По дороге мы встретили Сашу. Она выгуливала свою звонкоголосую защитницу Мэрку.

– Вы куда? – спросила она (Саша, а не Мэрка). – Да еще с таким сапогом.

– Туда, – сказал Алешка. – С сапогами.

Тут он взглянул на сапог и безмерно уди–вился.

– А где второй, Дим?

– Дома. Ты же один мерил. Вот я его и взял.

Мне Алешка на это ничего не сказал. А просто спросил Сашу:

– У твоего Гоши какое любимое слово?

Мне захотелось треснуть Алешку сапогом по макушке. Но я этого не сделал. Повернулся и пошел домой за вторым сапогом.

Когда я вернулся, Алешка и Саша дружелюбно болтали. Саша спрашивала, Алешка не отвечал. Мэрка сердито на него за это лаяла.

– Леш, ну правда, вы куда? – Саше, видно, страшно понравилась наша оперативная работа. И ей не терпелось снова принять в ней участие.

– Туда, – емко отвечал Алешка.

– Я тоже хочу туда. – Ей все равно куда, лишь бы с нами.

– Пойдешь, – пообещал Алешка. – Только не сразу.

– Там страшно?

– Не знаю, я там еще не был.

Саша немного обиделась и пошла домой, волоча Мэрку за поводок. Мэрке тоже очень не хотелось уходить, и она все время оборачивалась и спотыкалась своими крохотными кривыми лапками.

На берегу Алешка отвернул голенища сапог и влез в них уже двумя ногами, прямо в кроссовках. И стал похож на котенка в двух сапогах. Не заблудился бы он в них.

– Что дальше? – спросил я.

– Жди меня здесь. – Он направился к трубе, из которой выбегала на белый свет Самородинка. – Если через три дня я не вернусь, звони в МЧС. Пусть высылают вертолет.

И с этими словами он, заплетаясь ногами, как Мэрка, шагнул в трубу. И чуть не упал под напором воды. А я стоял и хлопал глазами. И решил терпеливо ждать три дня, сидя на бревнышке. А потом я позвоню в МЧС, чтобы выслали вертолет. Вот только зачем? В трубу он все равно не пролезет. Ладно, вызову – Алешке виднее. Он у нас в семье самый умный. Зато я – самый добрый.

Не прошло и трех дней (мне казалось, что прошло гораздо больше), как из трубы снова появился мой младший брат. Волоча на ногах громадные сапоги. Которые даже папе были великоваты.

Лицо его было задумчиво. Он немного щурился от солнечного света, а подойдя ко мне, громко чихнул.

– Простудился? – спросил я. – Промок?

– В них промокнешь, как же, – сказал он с сожалением. – Там, Дим, не только вода, но и пыль.

– А еще что?

– Подземный ход. В одну сторону один, а в другую другой. Из одной дыры река выливается, а в другом ходу какая-то дверь железная. С засовами. И я знаю, куда ведет эта дверь.

– Куда?

– Туда. – Он мотнул головой в сторону Зеленого дома. – Давай эти бахилы снимать.

Я помог ему стащить сапоги, скатал их и засунул в пакет. И все думал: зачем это Алешке понадобилось? Лазить в какую-то трубу, где пыльная вода… или водяная пыль и какая-то ржавая дверь. Ладно, придет время – сам расскажет.

А тут как раз и показались на краю парка две фигуры. Наши агенты.

Сеня познакомил нас со своим бывшим «товарищем по работе». Его звали Жора. Он ничем особенным не отличался. Кроме роста. Небольшой такой рост. Чуть побольше Алешкиного. А в ширину он был чуть побольше своего роста. Мячик такой, на ножках. Вернее – два мячика, туловище и голова. Будто на верхушке футбольного мяча чудом держался мячик теннисный.

Он и ходил так ровно и быстро, будто мячиком катился.

– Я когда-то был знаменитый домушник, – гордо похвалился он нам.

– Домушник – это который дома строит? – наивно спросил Алешка.

В его наивность я верю так же, как в любезность гремучей змеи.

– Домушник… Тебя как звать?

– Алексей Сергеич.

– Домушник, Алексей Сергеич, – это который дома, квартиры обносит.

– Чем обносит? Забором? – наивно спросил Алешка.

В его наивность я верю так же, как в доброжелательность крокодила.

– Обносит – это по-нашему говорится. А по-вашему – обкрадывает. Я знаменитый домушник был. Я любую дверь за три секунды хоть гвоздиком открывал. – Жоре, видно, очень нравилось вспоминать свое «героическое» прошлое. – Но, однако, у меня инструмент. Редчайшей породы. Он сейчас в милицейском музее содержится. Во как! На первом месте. Под стеклом.

Мы сидели все на том же бревнышке, на берегу Самородинки. Уже вечерело. Из парка стали уходить люди, а в парк стали собираться на ночлег вороны и галки. Они так галдели над нами в ветвях, будто собирались не спать, а на митинг. От Самородинки потянуло вечерним холодком.

– Во как! – продолжал Жора. – Но кончилась моя карьера. Прокололся я. По-глупому.

– Паспорт в чужой квартире оставили? – наивно спросил Алешка.

Его наивность… впрочем, я уже об этом говорил.

– Не паспорт, – Жора вздохнул. – Ухо.

– Во как! – ахнул Алешка. – И кто вам его откусил? Коза или собака?

Жора весело рассмеялся.

– Ну ты даешь, Лексей Сергеич. Так Жора и даст себе ухо откусывать. У Жоры их не так уж много, чтобы ими разбрасываться.

– А сколько их у вас? – наивно и заинтересованно спросил Алешка. – У меня два.

Жора на мгновенье почему-то задумался. Забыл, что ли? Потрогал уши. Доложил:

– И у меня два. Не много, однако. А в нашем домушном деле ухи – главный инструмент.

– Так он же в музее, – Алешка уставился на его уши.

– Да, Сергеич, неправильно я сказал. Ухи у домушника – это не инструмент, это прибор.

Ага, подумал я, локатор. И не ошибся. А Жора продолжал с увлечением описывать свои прежние приключения. И при этом почему-то частенько начинал говорить о себе в третьем лице. Как о постороннем человеке. Потом я понял: он как бы подчеркивал, что с прежним жуликом Жорой покончено навсегда, и он, нынешний Жора, не имеет к нему никакого отношения.

– Жора – он какой? Он очень тонкий человек. Он никогда без разведки квартиру не брал. Сперва – как? Сперва – наблюдение. День наблюдаю, два. Вечер наблюдаю, три вечера. Чтоб без ошибки было, чтоб на хозяев не нарваться. Изучаю ихний распорядок дня. Замечаю: муж с женой на работу в восемь уходят, дитенок в школу – еще пораньше, бабка по магазинам начинает с одиннадцати шастать. Или по-другому смотрю: два вечера подряд света в квартире нет, соображаю – хозяева в отъезде. В общем, Сергеич, полный анализ ихнего образа жизни. – Жора, рассказывая, обращался преимущественно к Алешке, будто хотел передать ему свой богатый опыт. – А дальше что? Квартиру выбрал. Подбираюсь к ней. Все проверено и готово. Последний шаг: прислушиваюсь. Стану под дверью, ухом к ней приложусь и слушаю. В прежнее время двери-то тонкие были, все слыхать. Это щас броней отгородились. Но для Жоры и броня не преграда, золотые руки… Да, значит, ухом приложусь и слушаю. В квартире – тишина, голосов нет, радио молчит, вода не плещет. Хорошо, можно совершать незаконное в нее проникновение. Вот на этом-то я, Сергеич, и прокололся. Взяли однажды меня, стали раскручивать. Я в сознанку не иду, утверждаю: не было в этой квартире моей ноги. А следователь мне: «Значит, утверждаете, что к квартире не подходили?» – «Ни-ни!» – «Значит, утверждаете, что к ее двери своего уха не прикладывали?» – «Ни-ни! Очень мне надо, гражданин следователь, свое ухо к чужой двери прикладывать. У меня и своя дверь есть». – «Не прикладывали, значит? Не прислушивались?» – «Ни-ни, гражданин начальник».