Илона Волынская - Поймать звезду

– Один обломанный? – деловито поинтересовался Сева.

– Нет! – выкрикнула Кисонька и тут же понизила голос до испуганного шепота. – Но у нее все ногти очень коротко подстрижены и совсем без маникюра – еще даже жидкостью для снятия лака попахивает! – многозначительно закончила она.

На Катькином лице появилось недоумение – и вдруг она испуганно охнула. Мурка минуту подумала, чертыхнулась и энергично кивнула. Похоже, девчонки уже все сообразили.

– Может, и с нами поделитесь, в чем секрет? – неприятным голосом сказал Вадька.

– Нет никакого секрета! – раздраженная мужской тупостью, отмахнулась Кисонька. – Если приличная женщина ломает ноготь, она не ходит с девятью длинными и одним обломанным, она просто подрезает все! Но, конечно, сперва снимает лак.

– Ничего себе приличная – то на подъемнике аварию устроила, то похищение организовала! – возмутился Сева.

– А это к приличиям никакого отношения не имеет, – отрезала Кисонька. И тут же почти с отчаянием добавила: – Но я все равно не понимаю, какой у нее мотив! Ну чем ей Ритка мешает – они же как бы не пересекаются? – Она растерянно поглядела на остальных сыщиков.

– Есть только один способ выяснить, – энергично объявила Мурка. – Спросим, когда она Ритку мочить придет! Ты ведь для этого… хм… концерт на сцене закатила? – усмехнулась она, глядя на сестру.

– Легко сказать – спросим! – явно нервничая, пробормотала Кисонька. – Ритку-то я подставила – а как за убийцей следить, не подумала… Еще и правда прибьет…

С неприятным чувством в груди Катька заметила, что Сева заметно встревожился.

– Нашла проблему! – на этот раз фыркнул Вадька. – А я вам на что?

– Да чтоб у тебя, деточка, все-все и всегда, особенно сегодня, было хорошо! – ненавидящим тоном, каким обычно желают подохнуть в муках, сказала костюмерша, стягивая у Ритки на талии топорщащуюся белую пачку.

– Вот спасибо – подбодрили, добрая вы наша! – едким, как уксус, голосом ответила Ритка.

Костюмерша хмыкнула – Ритка в ответ на такое искреннее пожелание добра перед спектаклем могла и матом послать. Похоже, девка до тошноты счастлива, что заполучила обратно свою партию.

– Что я тебе – чашка кофе, чтоб бодрить? Очень оно мне надо! – буркнула в ответ костюмерша, заворачивая у Ритки на груди края расшитого блестками корсажа и скалывая его булавками. – Стой спокойно, а не то я этот костюм в очередной раз так перешью, что ты в нем как в мешке смотреться будешь!

– Ничего! – рывком подтягивая корсаж на тощей груди, объявила Ритка. – Я и в мешке станцую!

– Ритка! – грозно рявкнула костюмерша. – Хочешь совет – действительно хороший, от человека, который в театре подольше, чем ты? – И тут же посоветовала, не дожидаясь Риткиного согласия: – Рот закрой. Ногами работай, а рот держи закрытым – и тогда цены тебе как балерине не будет, поняла? – И она яростно всадила булавку в ткань у Ритки на бедрах.

Булавка царапнула кожу, Ритка дернулась, но, против ожидания, промолчала.

Дверь костюмерной распахнулась, и внутрь заглянула улыбающаяся Лена Матвейчук.

– Смотришься… отвратительно! – внимательно оглядев Ритку, радостно объявила она, – Если также хорошо, в смысле отвратительно, станцуешь, все будет замечательно, в смысле ужасно… Короче, еще станешь примой вместо меня! – улыбнулась Лена, но следящие за Риткой настороженные глаза странно противоречили добродушной улыбке.

– А чего – думаешь, не смогу? – мрачно зыркнула на нее Ритка.

– Ритка! – прикрикнула на нее костюмерша, уже нарочно тыкая булавкой в бок.

– Ну тогда ни пуха… – хмыкнула Лена, оглядывая Ритку несколько высокомерно.

Дает понять, что с ней никому не равняться! Ритка аж губу прикусила, чтоб немедленно не нахамить. Ничего, поглядим через пару месяцев, когда Лена станет круглой и толстой, а Ритка заберет все ее партии и всех ее поклонников!

– К черту! – нервно буркнула она в ответ на пожелание.

– Надо же! – восхитилась костюмерша, вгоняя в пачку очередную булавку. – Ритка хоть кому-то доброе слово сказала!

– Я чего пришла… – сказала Лена, снуя по костюмерной и теребя то завязку от валяющихся на столике пуантов, то хватая и тут же бросая случайно подвернувшуюся под руку фотографию – словно вдруг сильно занервничала. – Тебя Зоя Павловна на сцену зовет! Вроде бы хочет с тобой по первому адажио пройтись!

– Перед спектаклем? – растерялась Ритка. – Там же сейчас декорации ставить будут! Да я и так справлюсь, честное слово!

– Ритка! – Из груди костюмерши уже привычно вырвался очередной грозный вопль. – Задолбала совсем! Сказано тебе идти, значит, иди! Я тебя честно предупреждаю, если ты опять с Зоей поссоришься и мне снова придется на Настю костюм переделывать – тебе лучше из нашего театра драпать со всех твоих длинных ног! Потому как я тебе такие костюмы шить стану, что ты… – Она на миг задумалась, сочиняя чего пострашнее, и выпалила: – Даже канделябр станцевать не сможешь!

– Да чего взъелись-то, иду я, уже иду! – пробормотала Ритка и принялась торопливо шнуровать пуанты.

Лена Матвейчук кивнула и тихо выскользнула за дверь. Остановилась в коридоре… и принялась торопливо набирать номер на мобильном. Если б кто сейчас увидел выражение ее лица, то, скорее всего, просто не узнал всегда приветливую и добродушную первую приму театра. Глаза Лены сузились, как у китайцев, к которым она уже никогда не поедет на гастроли, а зубы скалились, точно у хорька, так что взгляд невольно начинал искать пятна крови и перья растерзанной курицы. Но полутемный коридор у гримерок был пуст.

На другом конце театра, в крохотной буфетной у Зои Павловны, запиликал телефон, объявляя о пришедшей эсэмэске. Хореограф поглядела недовольно. День выдался безумный, а самое страшное – спектакль – еще только впереди. Имеет она право на чашку кофе? Но похоже, телефон считал, что не имеет – он дилинькнул снова. И снова, заглатывая одну эсэмэску за другой.

– Кому там не терпится? – тоном, гарантирующим нетерпеливым неприятности, пробормотала Зоя Павловна и наконец нажала кнопку. Появившийся на экране текст заставил ее приподнять брови и недоуменно пожать плечами.

– Ребята… – негромко окликнула она сидящих в кафе. – А где Милочка, не знаете?

– Помреж? – невесть зачем переспросил Кумарчик – точно у них в театре был другой помреж, кроме Милочки. – У себя в режиссерской, наверное…

– Наверное я и сама знаю. Мне нужно точно! – огрызнулась хореограф. – А Александр Арнольдович где? Только без «наверное»!

– А без «наверное» я не знаю, наверное, у себя! – растерялся Кумарчик.

– Наверное… – передразнила Зоя Павловна и, ворча, поднялась. – Сама не сделаю – никто не сделает, ну что за народ, даже кофе попить не дадут…