Елена Усачева - Ночь открытых дверей

Честное слово, он уж как-нибудь сам справится. Два дня, говорите?

– Ладно, – лениво согласился Генка. – Подождем до вечера. Давай тогда в двенадцать около школы, что ли?

Майсуразде посмотрел в ясное небо и тряхнул кудрявым чубом.

– Договорились, – сказал Вовка. – Я перед выходом позвоню. И это… – вдруг добавил он. – Ментов обходи за квартал, после одиннадцати вечера они всех заметают.

А то Генка об этом не догадывался! Знал он все и побольше Вовки.

Весь остаток дня для Кармашкина прошел в полусонном состоянии. Он привел сестру из детского садика, покормил ее сосисками с макаронами и честно попытался заняться чем-нибудь полезным. Но ничего в его голову не лезло. Он бы с удовольствием завалился спать, но два раза звонил Майсурадзе, напоминая, что ночью они идут на дело. Даже сквозь телефонную трубку слышалось, с каким нетерпением Вовка ждет ночи, как ему хочется приступить к поиску журнала.

Генка же не волновался. Журнал они найдут, в этом можно было не сомневаться.

В полночь Майсурадзе не позвонил.

Пока Кармашкин читал сестре сказку на ночь, что делал крайне редко и то после долгих уговоров, сам чуть не уснул. Задремав, Генка свалился с кровати. Спросонья решив, что все пропустил, он понесся в свою комнату. На часах было пятнадцать минут первого. В спальне родителей стояла тишина. Людка спала, спрятав нос под одеяло. Мерно тарахтел, охлаждаясь, холодильник.

Все было спокойно.

Генка взял телефонную трубку, ушел в ванную, закрылся на задвижку и пустил воду.

У Майсурадзе долго никто не подходил. Наконец старшая Вовкина сестра бодрым голосом сообщила, что брат ее спит, что в комнате у него орет телевизор, что он зачем-то поставил будильник на полдвенадцатого, разбудив трезвоном всех в квартире, а сам дрыхнет, как ни в чем не бывало. На просьбу попробовать его растолкать сестра послала Генку куда подальше и повесила трубку.

Это было неожиданно. Перспектива просидеть в гордом одиночестве в кустах всю ночь, ожидая неизвестно чего, не радовала. Кармашкин даже подумал, а не позвонить ли ему Янскому, не поинтересоваться ли, во сколько тот собирается идти к школе. Но разговаривать с его бабушкой не хотелось, а сам Костик вряд ли подойдет к телефону.

От одной мысли, что вновь придется идти в темную ночь, прятаться от патрульных машин, захотелось все послать к черту и завалиться спать. Но манящий звон еще не купленной гитары заставил Кармашкина встрепенуться и пойти в комнату за фонариком.

Улица Генку встретила приятной прохладой и шуршанием молодых листочков. После нескольких взмахов руками сон отступил. Легкий бег взбодрил, так что к месту Кармашкин добрался вполне проснувшимся.

Давно он уже не двигался в этом направлении с таким энтузиазмом. На всякий случай Генка обошел школьный двор по периметру. В здании не было ни огонька. На секунду Кармашкину показалось, что на спортивной площадке кто-то есть. Он пригляделся, но… никого не увидел.

Наверное, показалось.

От ветра поскрипывал одинокий фонарь. Где-то лаяла собака.

Интересно, Костик уже приходил, а значит, журнал теперь лежит на своем месте в шкафу, или он еще не появлялся?

А может, Вовка ошибся и Янский сегодня не придет? Ему всего-то нужно выждать время, когда шум вокруг журнала уляжется, чтобы вернуть его на место. А сделать это можно и завтра. Завуч ведь дала два дня на завершение этого дела.

Кармашкин уже привычно перелез через забор и устроился под березой.

Хорошо еще, что дождя нет или какого-нибудь жуткого холода, тогда бы он не с таким удовольствием совершал свои ночные рейды.

На ступеньках кто-то показался. Ошибки быть не могло – это был человек. Он потрогал запертую решетку, задрав голову, посмотрел наверх. С головы соскользнул капюшон, и из-под него показались длинные волосы.

Девчонка?

А вот это уже точно глюк. Какая девчонка пойдет ночью в школу?

Пока Генка тер глаза, человек ушел, скрывшись под высокими кустами сирени. И тут же стукнуло окно. Звук открывающейся створки Кармашкин ни с чем не спутает. Это было то самое окно учительской, которое он штурмовал вчера.

Значит, Янский все-таки пришел!

Как заправский разведчик, пригибаясь к земле, Генка перебежал освещенную дорожку и нырнул в темный школьный сад.

Костик уже стоял на подоконнике и чуть ли не наполовину влез в форточку, пытаясь открыть ручку второго окна изнутри.

Первым Генкиным порывом было предложить Янскому свою помощь, все-таки у Кармашкина уже имелся кое-какой опыт по части взламывания школьных окон. Но потом он решил досмотреть спектакль до конца.

Пусть Костик положит журнал на место, пусть уйдет. Кармашкин его спокойно возьмет, сделает, что нужно, и все останутся довольны.

Насвистывая мелодию из последнего альбома Гребенщикова, Генка пошел к центральному входу. Теперь можно было больше ни о чем не беспокоиться.

Кармашкин уже вышел на финишную прямую к решетке на крыльце, когда на его пути оказался человек. Человек взвизгнул и отпрыгнул назад.

– Уйди! – завопил он, осеняя себя крестом. – Изыди!

– Сам изыди! – обиделся на такое обращение Генка. – Ты бы в меня еще серебряной пулей выстрелил.

Разглядев одноклассника, Костик Янский отступил, споткнулся о свою же ногу и плюхнулся на землю. Журнал вылетел у него из-под куртки.

– Явился, значит? – радостно воскликнул Кармашкин, поднимая драгоценный журнал. – А я думал, что ты струсишь, дома отсидишься. И как это ты свою бабку уговорил на такой спектакль? Она у тебя прямо артистка!

Костик ничего не отвечал, только разевал рот и продолжал ползти прочь от школы.

– Чего ты на меня так смотришь? – нахмурился Генка. Лицо приятеля в свете уличного фонаря выглядело устрашающе синеватым. – Не случится ничего с твоим журналом. Хочешь, мы его вместе положим? И ни в какое окно лезть не придется.

Из горла Янского вырвался сдавленный хрип, и он активно замотал головой.

– Да ты чего? – Генка сделал к нему шаг, и вдруг в голове его что-то перещелкнуло. Как Костик мог лезть в окно, если он сейчас здесь, прямо перед ним, сидит на земле?

Значит, в их истории с журналом есть еще кто-то…

Додумать свою мысль Кармашкину не дали. Сзади на него накатил шорох шагов. Он получил внушительный удар по голове и повалился на землю. В последнюю секунду Генка успел заметить, как округляются от ужаса глаза Янского. Понять, что же это такое с ним приключилось, Кармашкин не успел, потому что сознание на время покинуло его.

Журнал снова пропал.

Испарился, как будто его и не было.

Когда через несколько мгновений после удара Кармашкин пришел в себя, то рядом с собой ничего не нашел.