Мария Некрасова - Толстый – спаситель французской короны

Патрик пожал плечами:

– На машине – до вечера добираться будем. На барже – час. Ты что предпочитаешь?

Конечно, Тонкий предпочел баржу. Тогда Патрик сперва рассказал ему, как двести лет назад во Франции был террор – людей набивали в баржи и топили в Луаре. Потом добавил, что они, конечно, возьмут напрокат баржу поменьше, не такую, в какой можно утопить сто человек сразу, а аккурат чтобы хватило на двоих. На Луаре разрешено кататься в маленьких плавсредствах без документов, поэтому баржи в прокате выдаются без капитана, экипажа… В общем, сами будем рулить.

Тонкий ждал, когда Патрик спросит: «А ты умеешь?» – но Патрик не спросил. «Значит, сам умеет», – успокоился он, так и не поняв, к чему была вся Патрикова тирада.

Патрик умел. Баржа рыскала по реке, как спасательный катер, отыскивающий утопленника. Патрик остервенело крутил штурвал, Толстый и Тонкий сидели на носу, спиной к нему, предпочитая смотреть на воду. Вода была как вода: черная, серебрящаяся на солнце, с проплывающими берегами и редкими попутчицами – другими баржами. Тонкий свесил ноги. Баржа была махонькая, с две надувные лодки. Он подумал, что те, кто разрешил ездить на таких плавсредствах без прав (или что там требуется), люди вообще-то умные, просто с Патриком не знакомы.

Первые пятнадцать минут капитан спокойно петлял, никого не задевая и не роняя за борт пассажиров. На шестнадцатой они настигли такую же баржу с угрюмым капитаном в рваных джинсах, улыбчивым пассажиром в целых джинсах и огромным брезентовым тюком, занимающим все место на борту. На семнадцатой минуте баржи поравнялись, на восемнадцатой деликатно поцеловались носами. Тонкому, который сидел на носу, свесив ноги, этого оказалось достаточно. Носы, как пассатижи, захватили ногу и стали аккуратно ее перетирать.

– Поворачивай! – взвыл Тонкий, но Петька с перепугу крутил штурвал не туда, еще больнее сдавливая бедную ногу. Капитан в джинсах забирал в сторону, Патрик догонял. Тонкий ухватился за нос чужой баржи, оттолкнулся свободной ногой и упал в ножки капитану, жалкий, но свободный.

– Мерси, же ве бьен, – сказал он, не дожидаясь, когда спросят, и стал разглядывать свою ногу.

На коленке сверкала огромная ссадина. Капитан в рваных джинсах покачал головой и крикнул что-то пассажиру. Пассажир извлек на свет аптечку и стал копаться в поисках то ли йода, то ли пластыря. Подскочил верный крыс, обнюхал рану и тут же испарился. Патрик рассеянно крутил штурвал, боясь подплывать ближе чем на метр, и пялился на Тонкого:

– Жив?

– Местами, – подтвердил Тонкий.

Пассажир нашел в аптечке бинт, но его опередили. Подскочил верный крыс с тряпкой в зубах: мол, на, перевяжись. Тонкий сглотнул слезу умиления, но все-таки выбрал бинт.

До свалки доехали не за час, как рассчитывал Патрик, а за добрых три. Начало смеркаться. Джинсовые перекинули Сашку обратно к Патрику и сразу приотстали, должно быть, решив держаться подальше. Патрик причаливал, Толстый носился по барже с отвергнутой тряпкой в зубах.

– Видал? – похвастался Тонкий. – Перевязаться мне принес!

Тряпка была та самая, которую Толстый оторвал от музейной кровати. Хотя в рюкзаке – его нынешнем гнезде – хватало носовых платков, верный крыс предпочел королевские лилии. У него свои взгляды на перевязку и медицину вообще.

Свалка была под стать местным замкам: многообразная и огромная. Идеальное хранилище для улик – всю жизнь будешь копаться и не найдешь. Тонкий как сошел с баржи, так и затосковал.

Темнело на глазах. Минуту назад он мог со своего места разглядеть ручку вон того ржавого холодильника, а теперь еле различает белеющую в темноте дверцу.

– И че? – вслух спросил Тонкий, то ли Патрика, то ли сам себя.

Поп-звезда пожала плечами:

– Ты спрашивал, где свалка? Я довез. Думай, сыщик.

Сыщик опустился на корточки. А чего тут думать! Тут днем с ищейкой-то не найдешь, а ночью, одним… Так, минуточку! Ищейка в наличие. Небольшая, правда, и нетренированная, но…

– Толстый, – позвал он, – где твоя тряпка?

Верный крыс прыгнул на колени, держа тряпку в зубах.

Полгода назад, когда Толстый был еще мелкий и несознательный, Сашкин дедушка развивал у него чутье: покажет зверю кусок сыра, но не даст, а спрячет и велит искать. Толстый дулся, но сыр отыскивал. Теперь верный крыс уже большой и умный, если хочет сыру, идет к холодильнику. Но попытка не пытка.

Тонкий ткнул тряпку в крысиный нос (пускай понюхает) и, подражая дедушке, скомандовал:

– Толстый, где сыр?

Верный крыс настороженно посмотрел на хозяина, почесал ногой в затылке и скрылся в темноте.

Патрик опустился на корточки рядом с Тонким:

– Ты че это? Думаешь, найдет?

– А есть другие варианты? – спросил Тонкий. – Или он, или никто.

Патрик согласился, и они молча стали ждать крысиного пришествия.

Не прошло и пяти минут, как Тонкий услышал писк! Он вскочил, высматривая в залежах мусора маленький быстрый силуэт. Молодец, верный крыс! Неужели нашел?!

Толстый выпрыгнул из темноты и шмякнул к его ногам бесформенный серовато-белый огрызок. Тонкий подобрал. В нос шибануло тухлятиной, огрызок развалился в пальцах на склизкие комки. Ну и дрянь! Толстый вскарабкался на плечо и, воняя, как тысяча солдатских портянок, пощекотал хозяина усами: молодец я? Заказывали сыр – вот, пожалуйста. Уж извините, какой нашли на свалке, такой и принесли.

Патрик очнулся первым:

– Ну, блин, ищейка у тебя!

Тонкий молча бросился к Патрику и, зажав приятелю рот, повалил его на траву. Патрик побился, тараща удивленные глаза, проследил за взглядом Тонкого и затих.

Потому что совсем рядом, буквально метрах в пяти, двое тащили королевскую кровать!

Верный крыс забрался хозяину под бок и тоже притаился: крысы – стайные животные. Знакомые голоса переговаривались по-французски.

– Сань, – шепнул Патрик, – а тряпку-то ты еще утром полицейским отдал!

Тонкий так и примерз к земле: правда, отдал. Значит, эту тряпку Толстый стащил на чужой барже!

Двое подошли совсем близко, и Тонкий разглядел белые нитки на рваных джинсах и скомканный брезент на кровати. Вот что за тюк стоял под брезентом на барже Джинсового Капитана!

Двое между тем швырнули кровать в кучу мусора. Один снял с пояса фляжку и пошел к куче.

– Жечь будут, – шепнул Патрик. – Слышь, художник, мы так и будем смотреть, как дедушкино оправдание погибает?

– Звони в полицию! – скомандовал Тонкий, подумав, что за последние дни слишком часто произносит эти слова. – Я пошел. Подключишься по ходу дела.

Чтобы противники раньше времени не заметили Патрика, он отполз в сторону. И начал…

– Уберите собаку! Уберите собаку!

Громко вопя по-русски, на Джинсового Капитана бежал какой-то малолетний идиот. За ним несся серебристый в темноте мохнатый комок с котенка величиной. Спасаясь от страшного зверя, идиот с разбега запрыгнул на руки Капитану. Прибавленьице оказалось неожиданным, свалочная почва под ногами – неровной. Джинсовый Капитан поскользнулся, забалансировал и, расплескивая бензин из фляжки, с идиотом на руках, рухнул спиной в режуще-колюще-шуршаще-вонючий мусор.