Сара Тодд Тейлор - Фальшивая певица [litres]

– Я требую ответа! – ещё громче громыхнул король.

Дирижёр растерянно огляделся и тоже поднял голову, уставившись на королевскую ложу. Музыканты один за другим перестали играть – сначала замолчали тромбоны и трубы, которым лучше всех было видно, что происходит в зале, потом замерли виолончели и контрабас. Балет без них сбился с такта. Первая скрипка, выдающийся музыкант, потянулся, чтобы шлёпнуть дирижёра смычком, и все скрипачи заиграли кто в лес, кто по дрова, устроив жуткую какофонию, пока наконец не замолчали. Последним выдал бурчанье фагот, и наступила тишина.

Наверху, в королевской ложе, самозванка зажимала глубокую царапину на лице, оставленную когтями Максимилиана.

– Это опасное животное, – шипела она. – Посмотрите, что он натворил. Его надо уничтожить. Его надо… – Она замолчала, когда дверь в ложу распахнулась. Там стояла настоящая мадам Эмеральд. Рядом с ней были два швейцара и месье Лаврош с пылающим лицом, заламывающий руки в тревоге.

– ТЫ! – задохнулась самозванка. – Ты-то как сюда попала?

– А мне немного помогли! – ответила певица, кивнув на Максимилиана. Кот слышал, как публика в зале переговаривается, обсуждая драму, которая разворачивается перед их глазами в королевской ложе. Некоторые зрители на балконе наклонялись над бортиком, чтобы лучше видеть.

Настоящая мадам Эмеральд обвиняющим жестом указала на самозванку:

– Эта женщина – воровка драгоценностей, Ваше величество! – По рядам зрителей прокатилась волна изумления. – Она прикидывалась мной в этом театре последние несколько недель, для того чтобы сегодня попасть в эту ложу. Она – не кто иная, как Джесси Шпинель, воровка, хорошо известная Скотленд-Ярду, и если бы этот храбрый кот не пришёл мне сегодня на помощь, то она, без сомнения, собрала бы этим вечером богатый урожай дорогих украшений!

Королева ахнула. Она схватилась рукой за шею, на которой сверкало ожерелье, потом за диадему на голове, затем за ослепительный ряд браслетов. Она не знала, что спасать в первую очередь.

Максимилиан в восхищении смотрел на мадам. Что за чудесная женщина! Смелая, элегантная и спокойная. Он с нетерпением ждал, когда она запоёт.

– Ну что ж, ей не скрыться, мисс. Мы вызвали полицию и задержим её до тех пор, пока они не доберутся сюда, – пообещал один из швейцаров.

Он двинулся вперёд, готовясь схватить воровку за руку. Максимилиан немного расслабился. Она, конечно, сильная, но ей не справиться с театральными швейцарами. Максимилиан один раз видел, как они вдвоём, словно детскую игрушку, переносили огромную серебряную карету для рождественского представления.

Отступая в угол ложи, самозванка Джесси Шпинель ударила чем-то о стену. Послышался звон, и в её руке блеснуло стекло, а в воздухе поплыл запах дурманящего средства.

– Пропустите меня, – прошипела она, выставляя впереди себя бутылку с разбитым горлышком, из которого торчали острые осколки. Воровка пятилась к двери, и никто не решался пошевелиться.

Мадам Эмеральд не двинулась с места и не сводила глаз с острого стекла. Она выпрямилась и как-то подобралась. Потом немного развела руки, глубоко-глубоко вдохнула и запела – одну-единственную высокую ноту. Та звучала и звучала, резонируя в ложе и заполняя собой весь зрительный зал. Послышались возгласы восторга – зрители оценили высоту и чистоту тона. Самозванка не сводила глаз с мадам Эмеральд и подходила всё ближе, держа перед собой опасное оружие, чьи острые зубцы сверкали и притягивали взгляд. Мадам Эмеральд всё тянула одну ноту, но голос её становился громче и громче. Зрители в зале поражённо затихли, все головы были повёрнуты в сторону королевской ложи.

Максимилиан услышал какое-то дребезжание – это на столике рядом с ним дрожал хрустальный бокал для шампанского, и тоненькие трещины ползли по его ножке. Кот вспомнил рассказ Агнессы о разбитом бокале и стал внимательно присматриваться к осколку стекла в руках самозванки. Тот вдруг задрожал, глаза мадам победно сверкнули, она словно вытолкнула из себя последнюю, самую пронзительную ноту, и стекло рассыпалось на сотни крохотных осколков.

– Ох! – Воровка отдёрнула руку и диким взглядом обвела всех вокруг – сначала мадам Эмеральд, потом короля с королевой и наконец Максимилиана, который с обожанием смотрел на певицу.

Король выступил вперёд, твёрдой рукой взял Джесси Шпинель за плечо и кивнул швейцарам.

– Думаю, полиция захочет поговорить с этой женщиной, – сказал он. Потом, повернувшись к мадам Эмеральд, величественно склонил голову и добавил: – Сцена ждёт вас, мадам. Мы так мечтали услышать ваше пение.

– И котик действительно спасал вас? – спрашивала Агнесса.

– И она на самом деле собиралась усыпить короля с королевой? – спрашивала Сильвия.

– И потом украсть драгоценности королевы? – спрашивала мисс Жюли.

– Да! – смеясь, отвечала настоящая мадам Эмеральд. – Она собиралась дождаться, пока король с королевой заснут, а потом обворовать их, пока все остальные смотрели бы ваше чудесное выступление. А затем она вместе с этой своей служанкой скрылась бы задолго до того, как ей надо было петь во втором акте. Глупая женщина, она встретила достойный отпор в лице этого славного котика.

Максимилиан растянулся на кресле в гримёрной мадам. Столько всего произошло после этих событий! Мадам вышла на сцену во втором акте и очаровала всех своим великолепным голосом. Она была очень мила к Арчибальду, и он был так ею покорён, что даже забыл о своём намерении заглушить её пение своим голосом. Король настоял на том, чтобы балет повторил своё выступление, а он мог как следует полюбоваться им, а королева похвалила Сильвию и Агнессу за их мастерство. Представление закончилось целым водопадом из цветов, который обрушился на сцену, и во время исполнения гимна Максимилиан стоял с самым гордым видом, тем более что весь вечер он восседал на коленях у самой королевы.

– Но как же она пробралась в ложу? – спросила Агнесса. – Её бы наверняка заметили.

– Представляете, она усыпила охранников! – ответила мадам. – Какая наглость! Потом надела бархатные тапочки поверх своих башмаков и прокралась в ложу, прячась в тени. Никто бы и не заметил её, если бы не наш котик.

«Мне ещё Оскар помогал», – промяукал Максимилиан. Нехорошо забирать себе всю славу.

– Мы так и не поняли одну вещь, – задумчиво произнесла Сильвия. – Почему она так прекрасно пела в своей комнате, если у неё совсем нет голоса?

Мадам Эмеральд нахмурилась.

Максимилиан мяукнул: «Сейчас объясню» – и спрыгнул с кресла. Подошел к столику, на котором стоял фонограф, и носом подтолкнул пластинку на штырьке.