Роберт Стайн - Пропавшая девушка

Я знала, что должна действовать.

– Пустите меня! Пустите! – Папины крики огласили двор, и будто в ответ разразились ржанием лошади, заглушая его мольбы. Эхом разносило их истошные вопли между зданиями – звук нарастал, становясь оглушительным, пока не превратился в неистовую, ревущую симфонию ужаса и отчаяния.

Я зажала руками уши, но ничто не могло заглушить душераздирающего ржания. Я с трудом дышала, чувствуя, как кровь гремит в висках.

У меня есть сила. Пора применить ее.

Я закрыла глаза. Зашептала слова, которые давным-давно выучила назубок. Я шептала их, повторяя скороговоркой. Крепко зажмурившись, ничего не видя, выбросив из головы все мысли и образы, творила я заклинание, шепотом повторяя слова и призывая свои чары скорее подействовать.

Снова послышались полные ужаса крики отца. И снова их заглушило отчаянное ржание лошадей. Я услышала грохот – они молотили копытами в стены денников. Порыв ледяного ветра пронесся над двором.

А я все шептала и шептала слова, повторяла их снова и снова… Наконец, стоя на пронизывающем ветру, под топот и ржание лошадей, я открыла глаза, чтобы увидеть, чего добилась… и от ужаса у меня перехватило дыхание.

Я вглядывалась в серые сумерки. Папа по-прежнему корчился на спине, отбиваясь ногами. Вытянутые над головой руки были привязаны к колышку. Двое похитителей склонились над ним, прикручивая ко второму колышку его ноги.

Я с трудом выдохнула. Мои чары не подействовали. Может, я была слишком напугана, слишком парализована ужасом, чтобы взывать к своей магии?

Похитители вдруг подняли головы. Я распласталась по стене здания. Затаила дыхание. В голове стучало. После ворожбы у меня всегда кружилась голова.

Почему мои чары не сработали?

Отец отчаянно звал на помощь. В ответ на его крики снова хором заржали лошади. Похитители оставили его лежать, а сами зашагали к складу, хрупая сапогами по снегу.

Оттолкнувшись от стены, я сделала несколько шагов к отцу, но тут же остановилась, осознав, что вряд ли успею отвязать его до возвращения похитителей. А если меня тоже поймают, нас никакая магия не спасет.

Поэтому я заставила себя остаться в укрытии и смотрела, как похитители шагают обратно с тяжелыми канистрами в руках. Канистры… что в них?

– Что вы делаете? – завопил отец, когда бандиты опрокинули над ним канистры, из которых полилась вязкая желтая жижа. – Бензин?! Это бензин, да?! Вы хотите сжечь меня заживо?..

– Не боись, Анжело. Разве мы похожи на таких извергов? – ухмыльнулся тот, что повыше, поливая жидкостью папину грудь.

– Что это? Отвечайте! Что это?! – потребовал отец.

– Это мед, – сказал второй бандит. – Сладенький медок. Смотри, какой ты стал сладенький да медовенький.

Бандиты дружно расхохотались, продолжая поливать медом его ноги, грудь… Опорожнив канистры, они отшвырнули их через двор и посмотрели на папу, явно довольные проделанной работой.

Это безумие, думала я. Что они собираются делать?

Я снова зажмурилась. Надо заставить магию действовать. Этот кошмар нужно немедленно прекратить. Но слова не приходили. Они потерялись, растворились где-то в глубине моего бедного измученного сознания.

Я изо всех сил стиснула кулаки от отчаяния, а открыв глаза, увидела, как тот из похитителей, что повыше, занес над моим отцом джутовый мешок.

– Овес, – объявил он. – Разве мы могли забыть про овес?

Он развязал шнурок. Подельник помогал ему удерживать мешок на весу. Они накренили его и стали осыпать моего папу овсом – грудь, живот, ноги…

Отец умолк. Он перестал извиваться и дергаться. Его голые руки и ноги покраснели от холода. Теперь он лежал неподвижно, весь покрытый налипшим на мед овсом. Оттуда, где я стояла, казалось, будто папа укутан в коричневое одеяло.

– Я… я не понимаю, – тихо, почти шепотом, обратился он к своим похитителям. Это был голос обреченного, потерявшего всякую волю к сопротивлению. – Что вы делаете? Я не понимаю.

– Ты ведь хочешь покормить коняшек, не так ли, Анжело? – глумливо спросил тот, что повыше.

– Да, ты ведь любишь кормить коняшек, – добавил его подельник. – Как в старые добрые времена.

– Нет. Постойте… – взмолился отец.

– Лошадки голодные, – сказал высокий. – Их давненько не кормили.

– Нет. Прошу вас… – Тут только папа сообразил, что они хотят сделать, а вместе с ним дошло и до меня.

Они хотели выпустить оголодавших лошадей, чтобы те начали пожирать овес, которым был облеплен мой папа.

Я представила, как лошади опускают головы, как клацающие челюсти вгрызаются в папину грудь… Нет! Прочь эту картину из головы!

Закрыв глаза, я отчаянно пыталась вспомнить слова заклинания. Увы. Они не шли мне на ум. Они были утеряны. В панике все слова вылетели у меня из головы. И теперь…

Открыв глаза, я увидела, что кто-то мчится через заснеженный двор. Похитители повернулись ему навстречу. Аарон. Аарон Дули. Его куртка в красно-черную клетку была распахнута, открывая серый свитер. На голову поверх длинных темных волос была натянута красная шерстяная шапка.

О, слава богу, подумала я. В тот момент у меня напрочь вылетела из головы наша с ним жестокая стычка два дня назад. Я несказанно обрадовалась, когда он бросился к похитителям.

«Ты остановишь их, не так ли, Аарон? – думала я. – Ты прекратишь это. Ты им не позволишь, да?»

Я смотрела на Аарона, не дыша, беззвучно умоляя его хоть что-нибудь сделать. Он подбежал к людям в масках, дыхание струйками пара поднималось у него над головой. Скрестив руки на груди, он посмотрел на моего отца и что-то сказал похитителям, но что именно – я не расслышала.

Я подалась вперед, мысленно умоляя его, заклиная.

Пожалуйста, Аарон. Пожалуйста.

Он обернулся. Неужели заметил? Я резко отдернула голову.

Когда я собралась с духом, чтобы посмотреть снова, то увидела, как двое в масках идут к конюшне. Они стали распахивать двери денников. Аарон не двинулся с места, он стоял, скрестив руки на груди и повернувшись к моему отцу спиной.

Лошади с визгом хлынули на свободу. Их копыта с грохотом взбивали снег, головы запрокидывались, жуткие вопли напоминали вой сирен, душераздирающие, отчаянные. Дико вращая глазами, они вскидывались на дыбы и истерически ржали в меркнущее небо.

Но даже это громогласное ржание заглушил крик моего папы, когда лошади набросились на него. Они подскакали к нему галопом, опустили головы, скаля огромные зубы, и принялись грызть. Всхрапывая, щелкая зубами, топча и лягая его копытами, они жадно пожирали овес, раздирая папино тело, и с чавканьем вырывая зубами огромные куски кожи и мяса.

Отец завопил в агонии, заглушая визг и вопли лошадей. Они месили его ногами, кусая и обгладывая плоть – грудь, руки… Кровь хлестала фонтанами, собираясь в лужи на снегу.