Флёр Хичкок - Коробка с секретом

В общем, я не стала скидывать её одеяло. Вместо этого я просто показала ей язык за её спиной.

Она взяла в руки мою розовую кофту в цветочек, которую лично я не перевариваю.

– Красивая, – сказала она.

– Да, – солгала я.

Между нами на несколько мгновений возникла океаническая тишина.

– Жаль, что идёт дождь, – сказал она.

– Да, – ответила я, на этот раз искренне.

Я очень надеялась, что мы с ней сможем поплавать в баке за грядками с водяным кресс-салатом. Мне там нравится, это всё равно что плавать в аквариуме, но Элли жуткая чистюля, и для неё это будет просто ледяная вода, кишащая всякой водяной живностью. Вряд ли ей понравится. Особенно под дождём. Мистер Хэммонд не возражает, когда мы плещемся в большом баке; он говорит, что всё в порядке, главное, не повредить грядки с кресс-салатом. Он доволен, что мы живём рядом. По его словам, мы отпугивали грабителей лучше любой системы сигнализации. Хотя, если честно, я не могу даже представить себе, как кто-то пытается украсть с его грядок кресс-салат.

С какой стати кому-то это делать – это ещё большая загадка.

Я всё равно посмотрела в окно, на тот случай, если солнце передумает и перестанет дуться.

Увы, оно не передумало.

Снаружи всё было серым. Серый бетон вокруг грядок кресс-салата, серый бак за ними, серая посадочная полоса аэродрома по соседству, серая диспетчерская вышка.

Всё либо серое, либо мокрое. Или то и другое одновременно.

Мы обе молчали. Клянусь, мне было слышно, как, словно перекати-поле, летят во Вселенной планеты.

Внизу мама и дядя Дерек стояли под дождём, разговаривая под зонтиком. Сидни откусывал от двух помидоров одновременно. Я включила телевизор. Элли увязалась за мной. Она села на диван в одном конце комнаты, я – на пол в другом.

Мы пришли как раз к началу мультсериала «Цифрики». На экране танцевали разноцветные белки. Сид пританцовывал вместе с ними, пальцами размазывая по экрану сок от помидоров. Возможно, он решил, что белки живут внутри телевизора.

Но ещё один звук раздражал меня даже больше, чем телик.

Тыц, тыц, тыц, тыц, тыц.

Это щёлкал планшет Элли.

Лежа на спине, она нажимала кнопки своей игровой приставки. У неё очень большие пальцы, очень большие руки.

На самом деле у неё всё очень большое.

Она с головой ушла в свой планшет.

Я встала с пола, вышла в коридор и слиняла в свою комнату. Я решила улучить минутку, притворившись, что мне нужно в тубзик, а на самом деле мне хотелось ещё раз заглянуть в коробку.

Первое, что нащупали мои пальцы, это «Унесённые ветром». Зачитанная книжка пожелтела и распухла, стала совсем замусоленной. Страница тридцать девять была загнута, но на ней не было никаких пометок. Я прочитала несколько строк, а потом даже понюхала книгу. Та ничем не пахла, кроме книжной плесени.

И ничего, что говорило бы об отце. То же самое и открытки; в основном они были написаны маминым почерком, а на некоторых красовались мои рисунки и каракули.

И все они были адресованы в разные тюрьмы.

Я быстро перебрала их. Их было несколько десятков.

В основном это были открытки с видами Демпингтонского пирса, зоопарка или мэрии. Как будто мы с мамой больше никуда не ходили. Интересно, что думал папа, когда получал их? Наверное, они были для него фотками его дома. Хотя даже когда он был на воле, а не в тюрьме, он никогда не жил с нами. Он навещал нас довольно часто, из чего я сделала вывод, что за решёткой он сидел короткие сроки.

Я разложила открытки по датам. Последняя была отправлена в ноябре, а умер папа незадолго до Рождества.

В церкви стояла наряженная шарами ёлка, а в рождественском вертепе – вязаный трёхногий ослик, на которого я таращилась все похороны. Кажется, я тогда подумала, что будь я действительно хорошей и вправду любила бы пластмассового ребёночка в яслях, то папа вернулся бы на Рождество.

Но он не вернулся.

Мама сильно сдала после этого. Мы не выходили гулять, она всё время плакала. В общем, это было самое худшее Рождество из всех, что мне запомнились.

Вскоре у нас поселился отец Сида, а потом появился и он сам. Но затем мама и папа Сидни надоели друг другу, и она вышвырнула его вон.

Нам в нашей семье не очень везло с папами.

Сунув руку сквозь смятые газеты, я пошарила внутри коробки, в надежде отыскать что-нибудь ещё. И, шурша бумагой, достала последние несколько фотографий. Затем мои пальцы коснулись чего-то маленького и металлического, но я не смогла толком до него дотянуться, потому что эта штука застряла под картонными клапанами на дне коробки.

Я перевернула коробку и похлопала по дну. Металлическая вещица вылетела наружу и пролетела над ковром. Дзынь . Это она стукнулась о жестянку, в которой Сидни хранит свои автомобильчики.

– А-а-а! – воскликнула Элли, вбегая в комнату, и подняла вещицу. – Вот ты где.

Я не слышала, как она сюда попала. Вот незадача.

Блин.

Элли присела рядом со мной и уронила эту штуку мне в ладонь. Это был ключик. Крошечный ключ, каким открывают небольшие навесные замки.

– Я пришла посмотреть, куда ты подевалась, – сказала Элли, таращась на лежащие на полу вещи. – Что это?

Она запустила свою бледную веснушчатую руку в скомканную газету, лежавшую в верхней части коробки, и вытащила из неё чёрную пластиковую канистру, которую я даже не заметила. Прежде чем я успела остановить Элли, она отвинтила крышку и перевернула канистру вверх дном.

К моим ногам упал металлический контейнер.

– Ой! – вырвалось у Элли.

Я сердито посмотрела на неё.

– Я всего лишь хотела помочь, – попыталась оправдаться она.

Я подняла контейнер и сняла с него красную резинку. Затем, зажав его пальцами, покрутила. Это маленькая металлическая кассета для фотоплёнки, как в старомодных камерах. Между чёрными ворсинками из середины торчала небольшая блестящая полоска.

У Элли голубые глаза, которые за стёклами очков кажутся огромными. В эти минуты они как будто прожигали меня насквозь.

– Что это? – спросила она. – Откуда это?

У неё такой жалкий вид. Придётся всё рассказать.

– Но ведь твой отец умер?

– Да, – ответила я. – Но он завещал это мне, чтобы мне это отдали, когда мне стукнет одиннадцать. А мне сейчас одиннадцать.

Она обвела взглядом содержимое коробки.

– Какой странный набор вещей.

Взяв «Унесённых ветром», Элли принялась листать книгу. Меня же так и подмывало вырвать «Унесённых» из её толстых пальцев. Что ж, пусть это и странный набор вещей, но они мои, и все они остались от отца, и не от её, воняющего стиральным порошком, а от моего крутого папы-грабителя.

Увы, ради мамы я вынуждена быть с ней вежливой.

Готовая разреветься, я встала и посмотрела в окно на мистера Хэммонда, собиравшего кресс-салат. Там стояла большая чёрная машина, и можно было точно сказать, что она по-настоящему чистая, судя по тому, как с неё стекали дождевые капли. В эти минуты я была готова броситься под этот дождь. Но, увы, не получится.