Светлана Лубенец - Не пожелай зла…

– Ну, вот что! – Назар еще раз снял с вешалки свою куртку, накинул ее Кире на плечи, вытащил из ее рук пострадавший пуховик, командирским голосом приказал: – За мной! – и первым пошел к выходу. Кира поплелась за ним следом.

– Эх! Наверняка какой-нибудь аквариумист с удовольствием выгреб бы всего твоего мотыля для своих рыбок, – сказал Иващенко, когда они у же стояли на заднем дворе школы у помойных баков, – но не искать же нам этого аквариумиста… Я хотел червей – в бак, но, пожалуй, вывалю рядом – может птицы склюют…

Кира решила отвернуться. Ей было одинаково противно смотреть на червей хоть в баке, хоть рядом с ним.

– Ну вот… Все… Пустяки это… – через некоторое время проговорил Иващенко.

Кира повернулась к нему. Одноклассник протягивал ей пуховик. Девочка осторожно взяла его и заглянула в карман. Он был мокрый, грязный, но уже без червей.

– Спасибо, Назар! Если б не ты… – Кира попыталась еще раз улыбнуться, но у нее не получилось. В ухе больно стрельнуло.

– Да ладно… Подумаешь, мотыль какой-то… – отозвался смущенный Иващенко, опять потоптался на месте, что видимо, было его привычкой, и сказал: – Ну… это… я пойду… Ладно? Куртку, может, завтра в школу захватишь?

До Киры только в этот момент дошло, что одноклассник стоит перед ней на ветру в одном тонком джемпере, да и она со своим стреляющим ухом – с голой головой.

– Возьми сейчас! – спохватилась она, стаскивая с себя его куртку. – Как ты раздетым-то? Я же во-о-он в том доме живу. Совсем рядом! В две минуты добегу!

– Ну… гляди… – Иващенко надел куртку, махнул Кире рукой и пошел в противоположную от ее дома сторону.

Дома, испытывая дикое омерзение, Кира застирала карман пуховика и до прихода мамы даже успела высушить мокрое пятно феном. Конечно, некоторые разводы на ткани остались, но человек, незнакомый с происшествием, никогда не смог бы предположить, что несколько часов назад в кармане кишели и извивались живые черви под названием – мотыль. Мама и не предположила. Да, собственно, Кира и не дала ей никакого повода вообще что-то предполагать относительно пуховика. Она повесила его в коридоре на плечики, а карман скрыла под длинным концом шарфа.

К ночи стало понятно, что вовсе не ухо ныло и стреляло у Киры от головной боли, а как раз наоборот. Врач «Скорой помощи» диагностировал у нее острый отит, от которого голова и болела, сделал жаропонижающий укол, строго велел лежать и обещал завтра прислать на дом отоларинголога. Кира лежала с удовольствием, поскольку ни на что другое сил у нее не было. Мысли то и дело возвращались к изгаженному пуховику. В конце концов, его теперь можно отдать в химчистку. Свежее пятно, наверняка легко отчистят. Теперь, когда пуховик перестал волновать девочку, перед ней опять встали два вопроса «Кто это сделал?» и, главное, «Зачем?» Она перебирала и перебирала свои поступки за прошедший месяц, и выходило, что никому не сделала такого зла, за которое ее можно было бы наказывать червями. Пару недель назад она, правда, из принципа не дала своей приятельнице Любашке Зиминой списать домашку по физике, но та и не обиделась вовсе, поскольку элементарно списала у кого-то другого. Они с Любашкой даже потом вместе на дискотеку в клуб «Фрегат» ходили, и Зимина ни разу не вспомнила физику. А на прошлой неделе Кира пришла в школу в такой интересной блузке, что Регинка Соловьева, икона стиля их класса, от зависти весь день ходила с кривым лицом. Но, во-первых, пуховик – он не блузка и ни в чем не виноват. Во-вторых, классная Марьяша в тот же день запретила Кире являться в школу в этой блузке, поскольку она, по ее словам, не настраивает на учебный процесс. Соловьиха тут же успокоилась. Да и вряд ли она стала бы своими холеными пальчиками накладывать Кире в карман омерзительных мокрых червей. Могла бы, конечно, кого-нибудь попросить, но зачем? Выходило, что незачем! И некому!

Через некоторое время, которое было потрачено на бесплодные размышления, Кира решила, что отит у нее никогда не пройдет, если она продолжит мучить себя червями. Надо, наоборот, думать о хорошем, что будет ее успокаивать и врачевать. Но, как назло, ничего хорошего в голову не лезло. Одно плохое… К чему-то даже вспомнилось, как она летом порвала любимые джинсы, зацепившись за торчащий из дерева сучок.

В конце концов, измученная температурой, ухом и мотылем бедная Кира заснула. Снились ей, разумеется, черви…

Назар Иващенко литературу как школьный предмет не любил. Ему нравились точные науки. Он с удовольствием решал алгебраические примеры, геометрические и физические задачи, легко справлялся с заданиями повышенной сложности и даже пару раз брал первые места в городских олимпиадах по этим предметам. Урок литературы казался ему пустой тратой времени, которое он с куда большей пользой потратил бы на любимые точные науки или на компьютерные стрелялки. Но выбирать не приходилось. Назар сидел на литературе и скучал. Уже третья по счету девчонка читала наизусть письмо Татьяны из «Евгения Онегина». Каждая по-своему изображала из себя Татьяну, что, конечно, Назара несколько развлекало, если не сказать – смешило. Красавица Регина Соловьева, разумеется, Назару нравилась, но все же не настолько, чтобы воображать себя Онегиным, которому письмо адресовалось, и ловить каждое ее слово. Он даже находил, что Регина напрасно так трагически завывает и закатывает глаза. Если уж этому Евгению плевать на Татьяну, то вой – не вой, пиши письма – не пиши, выхода годного все равно не будет. Вот, например, Соловьева никогда никаких писем Назару не писала, а он с удовольствием сходил бы с ней в кино или кафешку. Или даже в клуб на дискотеку. Чтобы только с ней. Без приятелей. А что? Здорово бы было! А вот с Леркой Кузичевой ни за что никуда не пошел бы, несмотря на то, что она только что пушкинский текст гораздо лучше Регины читала, а в прошлом году в день влюбленных прислала ему валентинку с предложением нежной и преданной дружбы. Она именно так и написала: «Предлагаю тебе свою нежную и преданную дружбу». В общем, «я к вам пишу, чего же боле…» Но не нужна ему ее дружба вообще никакая, а нежная и преданная – как раз «тем боле», как выразился бы Александр Сергеевич. И вот он, Назар Иващенко, должен битые сорок минут слушать про страдания Татьяны Лариной, которая, вроде Лерки Кузичевой, никому не нужна. Нет, конечно, какой-то престарелый генерал потом на этой Татьяне женится, но, видать, ни один молодой парень с ней так и не смог договориться. Еще бы! «Она любила на балконе предупреждать зари восход»! Кому это надо-то? Когда заря восходит, нормальные люди еще спят! Или взять этого странного Вовчика Ленского. И чего ему взбрендило стреляться из-за какой-то девицы? Да этих девиц кругом…