Вячеслав Имшенецкий - Секрет лабиринта Гаусса

С радостными криками бросились вниз. Одна колея была старой, бруски глины, выбитые колёсами автомашины, давно высохли от солнца и были крепкими, словно кирпичи. Другая — свежая. Ещё искрился на солнце раздавленный камень с лимонными жилками внутри, а нижние стороны глиняных брусков не успели затвердеть от жары.

— Эта машина, — Тимка показал на правую колею, — была здесь недавно. Может, даже вчера.

Петька прошёл немного по одной колее, сел на корточки, что-то внимательно посмотрел, перешёл на другую, пошарил руками по следу и позвал ребят.

— Видите, один брусок глины в полосе короче других.

— Ну и что же?

— А то, что одно колесо у этой автомашины не исправное, наверное повреждено. Колесо прокручивается, и это отпечатывается через равные промежутки. У нас в Краснокардонске был танк, у него на одной стороне фашистским снарядом все концы звеньев отбило. Его следы мы всегда узнавали. Помнишь, Таня?

Таня вспомнила небольшой зелёный танк с коротким стволом. Он был старого образца и стоял в обороне на подступах к городу. Как-то вечером Таню с Петькой задержал военный патруль, а командир этого танка заступился, попросил отпустить и вдобавок накормил их горячей овсяной кашей. На другой день они с Петькой пришли снова, и он опять накормил и сказал, чтоб приходили к нему всегда. Они пообещали, но больше не появлялись, потому что поняли, что командир танка отдаёт им свой паек, а сам голодает…

Петька перешёл на свежую колею.

— А вот теперь посмотрите здесь. Видите, тоже встречается коротышка и тоже через одинаковые промежутки. Теперь ясно, почему отпечатки одинаковые в старой полосе и новой?

Тимка, рассматривая рубчатые следы, промолчал.

Таня улыбнулась:

— Мне, Петька, ясно.

— А мне нет, — сказал Шурка, — я следы очень плохо разбираю.

— Здесь проходила всего одна машина. Сначала туда, а через несколько дней обратно, к себе на пограничную заставу.

— Петька, а в какую сторону «обратно?»

Петька задумался. По отпечаткам колёс, он, конечно, не мог определить, в какую сторону идти, чтобы попасть к военным. Тимка походил по рубчатым полосам, потрогал их руками:

— Если бы шёл человек, я бы определил, какие следы ведут домой, а тут…

Петька вынул иголку и стрелку компаса. Определил направление. Рубчатые следы колёс шли строго на восток. Петька ещё раз взглянул на дрожащую стрелку и заявил:

— Надо идти на юг. Там граница. И значит, застава там.

Шурка посмотрел на солнце, на следы машины, сливающиеся вдали в одну линию, и молодцевато сказал:

— Пойдём, Петька, чует моё сердце, к вечеру у красноармейцев будем чай распивать.

— Мальчишки, а я считаю, что надо идти налево. — Почему, Таня?

— Не знаю я, Петька, почему. Я просто так думаю.

Xa, — сказал Шурка, — выдумала: налево. Сто дней будем идти и никуда не придём, а тут до военных рукой подать, и встретят они нас, как родных. Пошли!

Таня посмотрела печально по сторонам и заторопилась вслед за мальчишками.

Следы машины тянулись бесконечно. Ребята давно устали, а желанной погранзаставы не было. От нестерпимого зноя туманилось сознание. И колеблющийся на горизонте раскалённый воздух они однажды приняли за озеро. И странно, что все четверо увидели, как по нему плывут моторные лодки и тянут на буксире чёрную длинную баржу. Красный кормовой флаг был наклонён низко и плескался в бурлящей воде. На палубе стояло несколько пушек с тонкими зелёными стволами. Стволы смотрели вверх. Ребята побежали. Им чудилось, что они слышат тарахтение лодочных моторов и плеск холодной воды… Но вот баржа, и лодки, и озеро вдруг растянулись, заколебались, расплылись цветным туманом и исчезли совсем.

Мираж напугал Шурку:

— Фу, причудится же такое, — он грязным кулаком протёр глаза, — чего только не бывает на белом свете, каких чудес… он не договорил. Сзади послышался переливчатый свист. Быстро присели. Затаились. Внизу зашуршали сухие рыжие стебли и на ребят, близоруко щурясь, посмотрел толстомордый суслик. Тимка не успел скинуть лук, зверёк резко повернулся и юркнул в нору.

— Черт с ним, пойдёмте быстрей!

Следы машины стали петлять. Машина делала круги, снова возвращалась, разворачивалась на одном месте, срезая колёсами мелкие бугорки.

— Глядите, что там! — закричал Шурка.

Лучи заходящего солнца высветили прямо перед ребятами грозные контуры военного самолёта. Он лежал на земле. И походил на гигантскую хищную птицу, вонзившую когти в жертву.

Самолёт был в жёлто-коричневых пятнах и полностью сливался окраской с выжженной степью. Вправо от него валялось покорёженное крыло. На нём Петька различил чёрный крест. Свастика!

— Ложись! — скомандовал он. — Здесь фашисты.

Ребята распластались на горячей земле, подползли ближе. Стали наблюдать. Пёстрая птичка с жёлтой головкой пробежала перед лицами ребят, приветливо чирикнула, вспорхнула, опять опустилась и, словно испугавшись шёпота, взлетела., сделала в воздухе круг и спокойно села на тонкий ствол пушки, торчащий из фашистского самолёта.

— Кажись, там никого нет, — тихо произнёс Тимка.

Донесение командира советской погранзаставы майора Крупинцева (Восточная граница)

В шесть часов местного времени мы услышали гул. Сначала приняли его за шум ветра. Потом увидели, что в сторону советской границы идёт немецкий самолёт типа моноплан. Двухмоторный, камуфлированный под цвет скалистых гор и тайги. Обогнув вершину хребта, он прошёл почти над нашей заставой. Я бросился к рации поднимать авиаторов, но вдруг увидел, что у самолёта мотор на правом крыле фыркнул пламенем, Самолёт развернуло, и он, сохраняя равновесие, резко пошёл к земле. Вскоре издалека донёсся глухой удар. На место падения самолёта мы прибыли в шесть двадцать восемь. Взломав «пассажирскую» дверь, обнаружили тридцать трупов. Если судить по вооружению и оснастке, это немецкие диверсанты. Пилот и штурман были контуженные. Оказали яростное сопротивление и пытались скрыться. Взять их живыми не было никакой возможности. Оба уничтожены в двух километрах от нижней границы квадрата В-39-И.

…Корпус самолёта деформирован, но мотор на левом крыле и все приборы в кабине сохранились полностью…

ТОКИО. АВДЕЕВУ.

Сообщите Фомину, пусть срочно уйдёт «на отдых». Всех благодарим…

Кусок сухой глины, запущенный Петькой, ударился о корпус самолёта, как о пустую бочку. Бум. Никого. Петька встал и, не таясь, пошёл к самолёту. Покосился на валявшееся крыло, наклонился над свеженакопанным глинистым холмиком, поднял какую-то дощечку, посмотрел на неё и вдруг закричал во весь голос:

— Идите сюда!

Подбежали к холмику. Петька подал оструганную ножом дощечку:

— Читайте.

Синим карандашом на ней было написано: «Здесь зарыты немецкие диверсанты со спецсамолета». Ниже стояла подпись: майор Крупинцев.