Андрей Трушкин - Банда во временное пользование

Да, тут следовало думать о музыке и только о музыке. Пьеса Мишке досталась совсем не легкая. Одни восьмые — ив таком темпе… Если бы играть это на рояле, никаких бы проблем не было. Но труба — инструмент особый.

Вздыхая тяжело груженным ишаком, которого с утра пораньше навьючили тюками и погнали на базар, Мишка отправился за кулисы. Он достал из кофра трубу, пощелкал клапанами. Вроде все было в порядке. Он вспомнил, сколько раз он репетировал и сколько раз у него получилось сыграть пьесу без ошибок. Значит, получится и на этот раз.

Пока перед ним стрекотала медиатором по струнам домристка, Мишка облокотился на какую-то древнегреческую статую, оставшуюся, вероятно, от спектакля на античную тему, и задумался о своем. Наконец объявили и его номер. Мишка уверенным шагом подошел к микрофону, поправил его, как надо, выдохнул из себя воздух, вдохнул, поднял трубу к губам и заиграл.

Играл он хорошо, да что там хорошо — просто блестяще! Об этом свидетельствовал тот факт, что шум в зале, который производили несколько утомленные слушатели, тут же стих, и даже перестали болтать девочки-хористки, угнездившиеся на галерке. В каком-то то ли полусне, то ли полузабытьи Мишка закончил свою пьесу, рассеянно поклонился мощным аплодисментам и поплелся за кулисы. Там его встречал Ёжиков. Вид у него был какой-то встревоженный. Он даже чуть присел, чтобы заглянуть в глаза Мишке, почему-то взял его за мочку уха, а потом потрогал лоб.

— Мишань, — сказал он, встряхивая Мишку за плечо, — все-таки ты какой-то странный последнее время. Ты почему решил играть не Тронье, он же в концерте заявлен?

— А? — вдруг очнулся Мишка, словно он пребывал где-то на дне глубокого бассейна и никакие звуки из внешнего земного мира до него не доходили. — Какого Тронье?

— Нашего Тронье, — терпеливо пояснил Ёжиков. — Которого мы с тобой разучивали. Нет, ты, конечно, классно сыграл, спору нет, и пьеса красивая. Это кто? Раков? Или переложение Гуно?

Тут до Мишки начало доходить, что он и в самом деле играл не Тронье.

— Нет, Виктор Сергеич, — признался он, — это не Раков и не Гуно. Это я вчера, когда репетировал, сочинил. Случайно.

— Сам сочинил, говоришь? — удивился Ёжиков и даже поправил очки на переносице, словно для того, чтобы лучше разглядеть юного гения. — Сочинил ты здорово, но играть нужно было все-таки Тронье.

— Извините, Виктор Сергеевич, — пробормотал Мишка, — кажется, я действительно, не того.

— Это бывает, бывает, братец, — похлопал его по плечу Ёжиков. — А вообще талантливо, очень талантливо. Ты тогда на второе отделение не оставайся, а ступай, братец, домой да скажи маме, чтобы она тебе аспирину дала и чаю горячего с медом на ночь: хорошо успокаивает.

Мишка поплелся к своему месту, чтобы сказать Валерке, что он уходит домой. Он вышел в фойе, чтобы пройти коридором, и тут его догнала Катя.

— Слушай, — вдруг схватила она его за руку, — ты что, правда это сочинил?

— Ну да, — пожал плечами Мишка так, словно для него сочинять песни и композиции — самое обыденное дело. — А сегодня вот взял и ни с того ни с сего сыграл.

— Это же классно! — восхитилась Катя.

— Что классно? Что сыграл не Тронье?

— Нет, против Тронье я ничего не имею, — открестилась Катя. — Тронье я не слышала. Но классно, что у тебя получилась такая вещь. А на ноты ты ее переложить сможешь?

— Ну, — ответил вконец ошалевший от неожиданной встречи и еще более неожиданного разговора Мишка.

— А завтра принесешь?

— Ну.

— Ну что ты все «ну» да «ну»?

— А тебе зачем?

— Что зачем?

— Ну, ноты?

Катя на секунду задумалась. Она оглядела Мишку критическим взглядом учительницы, у которой выходила для ученика либо четверка с плюсом, либо пятерка с минусом.

— А ты не проболтаешься?

— О чем не проболтаюсь?

— О чем я тебе сейчас скажу.

— А что ты скажешь?

— А ты скажи, что не проболтаешься.

— Ну, — пообещал Мишка.

Катя закрыла глаза, словно собиралась прыгнуть с не внушающим доверия парашютом с километровой высоты, и единым духом призналась:

— Я хочу стать певицей.

— Ну!

— Слушай, ты в самом деле такой за-ну-дный или только притворяешься? — рассердилась Катя.

— Притворяюсь, — вздохнул Мишка.

— Ну вот, я решила стать певицей. Уже давно. Но для того, чтобы пробиться на эстраду, надо засветиться. Вот я и нашла один конкурс для начинающих певцов. Но туда нужно представлять совсем новые песни, те, которые еще нигде не звучали.

— Так ты, значит, в музыкалку за этим приходила?

— Ну да, разговаривала с преподавателями, выясняла, что и как. В музыкальной школе все строго, здесь репертуар классический, а сочиняют, как мне объяснили, уже где-нибудь в консерватории те студенты, которые, скажем, обучаются по классу композиции. А оказывается, не только студенты.

— Так, значит, тебе моя вещь понравилась?

— Очень, — призналась Катя. — Только теперь нужно придумать, как ее записать.

— Да какие проблемы! Завтра же к утру сделаю.

— Да я не только ноты имею в виду. Нужно ведь сделать все по-современному, как это…

— Аранжировать, — подсказал Мишка.

— Вот-вот, — подтвердила Катя, — и потом записать фонограмму, под которую я могла бы спеть.

— Да, это проблема, — задумался Мишка. — Но начинать, наверное, все равно с нот надо.

— Да, наверное, именно с этого, — кивнула Катя. — Но ты не торопись, время еще есть. А потом, самое главное, подумай — согласен ли ты?

Еще бы Мишка не был согласен! Во-первых, это было его самое лучшее сочинение. Сочинял он много, особенно когда та или иная пьеса не удавалась, и он вместо произведений классических композиторов выдумывал что-то свое. Во-вторых, это был повод, чтобы еще раз встретиться с Катей. А там, как знать, может быть, он понадобится ей еще для чего-нибудь. Скажем, для той же аранжировки. Да, нужно будет сегодня же вечером еще раз как следует проштудировать учебник по музыке Способина. Совсем что-то Мишка от рук отбился, перестал заниматься. Так можно и все зачатки музыкальной грамоты растерять. Кем он тогда будет выглядеть перед Катей? Хвастливым увальнем, не более того. Да-да, обязательно нужно будет перечитать учебник. И по сольфеджио подтянуться.

Наскоро попрощавшись с Валеркой, Мишка коршуном ринулся к раздевалке, чтобы успеть перехватить Катю, но та уже, видимо, ушла. Однако Мишкиного счастливого настроения это уже не испортило. Всю дорогу до дома он на губах исполнял арии из разных опер и несколько раз для профилактики, чтобы не забыть, повторял свою пьесу. До дома он добрался удивительно быстро. Раньше они с Валеркой обычно пользовались автобусом. Веселенькое дельце — топать пехом четыре остановки! Но теперь Мишка их словно и не заметил. Начал было бубнить свою пьесу, сделал два шага — и вот он уже у родного подъезда. Взлетев единым махом на свой этаж, Мишка открыл дверь ключом и порадовался, что мама и папа с работы еще не вернулись. Можно немедленно приниматься задело!