Андрей Трушкин - Банда во временное пользование

«Святилищем» это место называлось не только потому, что ночные уборщицы, собирая здесь окурки и осколки стаканов, потихоньку крестились и приговаривали «свят, свят, свят», но и потому, что место это обозвал так продюсер Малик Бакс. Он часто любил повторять, что «свято место пусто не бывает». Сейчас на этом самом месте располагался сам господин Малик. Нет, он не был иностранцем и по паспорту значился как Петр Алексеевич Сидорчук. Но, по твердому убеждению самого Петра Алексеевича, никакой нормальный продюсер носить такое имя-отчество, а тем более фамилию Сидорчук не может. Так Петр и превратился в Малика. Кличку же свою он получил за то, что сделал первоначальный капитал, активно торгуя фунтами, иенами, долларами, марками и другой иностранной валютой, в просторечии именуемой «баксами». Теперь уже Малик давным-давно ничем не торговал, он только продюсировал. Один из его клиентов, худенький певец с голубыми волосами и отсутствующими напрочь двумя передними зубами, сидел сейчас перед всесильным продюсером и вяло пытался отмахиваться от апельсиновых корок, которые в него метал Бакс. Сценическое имя певца звучало красиво и загадочно — Хурма. И имечко, и внешний прикольный вид, включая вынутые передние зубы, придумал парню сам Бакс. Но сейчас он был своим исполнителем недоволен.

— Какая же ты хурма! — лениво метал очередными корками в голубоволосого юношу Бакс. — Ты мура, а не хурма. В Новокузнецке зал несобрали? А платить кто должен? Бакс? А в Питере что учудили? Чья была идея в футбол в ресторане играть?!

— Да это же мы клип репетировали для MTV.

— Такие клипы не на MTV, а на мульт-TV только показывать! — рассердился Бакс. — И вообще надоел ты мне, мура, сгинь долой, брысь!

Едва Хурма, попавший под горячую руку шефа, удалился, к Баксу подсел Владимир Геннадьевич, чья манера ходить, говорить, держаться и одеваться резко выделяла его из толпы собравшихся здесь людей.

— Я от Алексея Георгиевича, — представился он.

— Да, что там у вас?

— Понимаете, наша Организация совместно с одной молодежной газетой проводила конкурс на лучшую эстрадную песенку. Мы получили много фонограмм, но особенно нам понравилась вот эта. К несчастью, упаковка от бандероли и само письмо были утеряны, но мы пытаемся найти автора или исполнительницу. Послушайте, может быть, вы знаете, кто это или кто мог иметь к этому отношение.

Малик брезгливо взял наушники, нацепил их на себя и, закрыв глаза, стал слушать. В отличие от Каракурта, песню он прослушал до конца, некоторое время помолчал, словно тщательно подбирал слова, и наконец заговорил:

— Ну, если девочка ничего, ноги откуда надо куда надо растут, то песню раскрутить можно. Но голос незнакомый и аранжировка какая-то странная. Никто из наших так не работает. Ни на кого не похоже. Даже удивительно. А откуда хотя бы предположительно запись? Может быть, с Украины?

— Конкурс был московский, однозначно московский.

— Тогда я ничего не понимаю, — нахмурился Малик. Ему тут же в голову полезли мысли, что кто-то пытается вторгнуться в его, баксовский, бизнес. Поэтому ему и самому стало интересно, кто же именно написал эту песню, кто ее исполняет. — Знаете что? — вдруг решил он. — Я сейчас позвоню одному человеку, звукорежиссеру, они, звукорежиссеры, в этом больше понимают. Может быть, уловит какие-то технические подробности. В общем, если смогут, помогут.

Малик сделал какой-то непонятный для Владимира Геннадьевича знак, который, однако, легко расшифровал бармен. Он тут же появился с коктейлем «Розовый фламинго» в одной руке и с трубкой радиотелефона в другой. Малик по памяти набрал телефонный номер. Ждать ему пришлось недолго.

— Алло, Алик? Это Малик Бакс. Слушай, у меня к тебе маленькая просьба. Тут к тебе человечек подскочит с одной записью. Да, песенка попсовая. Ты ее послушай, может быть, скажешь, где ее писали, кто над ней работал. Хорошо? Ну, прямо сейчас и подскочит.

Малик вынул из кармана ручку и быстро что-то накорябал на салфетке.

— Вот адрес и телефон студии «Московский музыкальный сервис». Спросите там Алика. Все, что в наших силах. И передавайте при случае привет Алексею Георгиевичу!

Владимир Геннадьевич забрал плейер, наушники и сопроводительную салфетку и обещал непременно передать Алексею Георгиевичу целую кучу приветов.

Для убыстрения процесса поисков Владимиру Геннадьевичу пришлось взять машину. Водитель попался продвинутый. Он взглянул на салфетку, потом вынул из «бардачка» карту Москвы, быстро сориентировался по ней и ударил по газам.

Посещение Третьяковской галереи, приобщение к шедеврам мировой живописи подействовало на умственные и соображательные способности тройки детективов весьма благоприятно. А может быть, дело было не в искусстве, а в том, что в больших, хоть далеко и не таких уютных, как в старой Третьяковке, залах, так же, как и раньше, стояла тишина. Не доносились сюда ни звуки музыки, ни рев моторов машин, ни назойливая реклама. Минут через сорок, глубокомысленно глядя на знаменитую картину «Утро стрелецкой казни», Мишка процедил:

— Я, кажется, придумал.

— Что придумал? — тут же стали приставать к нему Валерка и Катя.

Но упрямый Мишка все же решил их немного помариновать и повел друзей за собой сначала в метро, а там повез на станцию «Курская». Выйдя из метро в здание вокзала, Мишка принялся высматривать указатели.

— Ага, то, что надо! — сказал он, заметив наконец значок с изображением чемодана, помещенного в ящик. — Камера хранения.

Нужная по каким-то причинам Мишке камера хранения располагалась в глубине здания вокзала и была со всех сторон окружена магазинами, магазинчиками, палатками и палаточками. Чувствовалось, что каждый квадратный сантиметр площади здесь ценился на вес доллара. Из-за того, что хозяева магазинов и магазинчиков все время менялись, в здании вокзала шел непрекращающийся ремонт. Только съезжало «Модное платье», как вместо него рабочие принимались монтировать полки для будущего продовольственного магазина «Есть, что поесть». Прогорал продовольственный магазин, и все перегородки ломали для того, чтобы поставить столы и стулья для бара «Поехали!». Из-за такой неразберихи ремонтные работы на вокзале не останавливались уже много лет.

Вот и в этот раз, решив выкроить еще несколько метров драгоценной площади, руководство вокзала распорядилось перенести загородки, которые отделяли автоматические камеры хранения от остального вокзала. Со страшным грохотом рабочие складывали снятые стальные перегородки в стопку, а другие подносили новые конструкции.

Мишка сделал знак, чтобы его товарищи оставались на месте, сам пошел вперед и принялся о чем-то толковать с рабочим, который, сдвинув на лоб защитную маску электросварщика, отдыхал, ожидая, пока ему принесут электроды.