Артем Кораблев - Очень темное дело

— Завтра накупаемся, — продолжал Петька. — С утра даже порыбачить можно. Послезавтра тоже, а в понедельник утречком в путь. И надо не забыть еще сбегать позвонить, чтобы дед сам чего лишнего не наговорил. А уж в понедельник он никого не застанет, мои в воскресенье же вечером и уедут. Ты тоже своим предкам позвони, чтобы зря не психовали. Мол, добрался, все в порядке, часто звонить не могу, ждите следующего сеанса связи через неделю.

Все это было проговорено еще в Москве неоднократно, но Петька снова и снова возвращался к волновавшей его теме: видно, все-таки боялся, что какое-нибудь недоразумение погубит всю авантюру.

— Теперь подобьем бабки, — предложил он и извлек из кармана рюкзака свой кошелек. — Сколько тебе дали?

— Стольник, — ответил Федя, доставая и свой полиэтиленовый пакетик, в котором было сто рублей десятками. — Хотели лимон дать, чтобы я твоему деду отдал, но твои же предки ни в какую. Говорят, потом и ты у нас две недели жить будешь, так и сочтемся.

— Да, непруха, — согласился Петька, — мне тоже только две сотни дали. Давай решим, кто будет казначеем.

После недолгого обсуждения решили деньги считать общими, но в общий котел не складывать — если кто потеряет, так хоть не все.

— Между прочим, — подвел итог Петька, — если бы у нас были паспорта, все равно бы на билеты не хватило. А еще и жрать что-то надо. Так что ничего страшного. На еду их все и протратим.

На том они в тот вечер и порешили. В следующие два выходных дня программа была выполнена по всем пунктам. И рыбалка была, и купание, и родителей по телефону успокоили. И вообще так в этих Кучах было хорошо, что Федя уж и ехать никуда не хотел, но Петька был неумолим, да и отступать от задуманного не годилось.

В семь утра в понедельник они распрощались с Петькиными дедушкой и бабушкой и сели на автобус в сторону Одинцова. Петька радовался, что дед оплатил им проезд: неожиданно сэкономили. От Одинцова они, опять же в целях экономии, пешком добрались до Киевской ветки железной дороги, на станции «Переделкино» сели в первую же электричку и покатили на юг. Точнее, на юго-запад, но Петька, привлекая в свидетельство карту, уже доказал Феде, что главное им — пересечь границу Украины, а там они как-нибудь достигнут и намеченной цели.

Теперь путешественники находились где-то за Наро-Фоминском. Было уже за полдень. И Федя, успевший переварить утреннюю яичницу, подумывал о том, что пора бы им сделать остановку и произвести первые траты в целях поддержания собственной физической формы.

…Стук колес ворвался неожиданно, откуда-то из-за спины вместе с топотом и возгласами потревоженных пассажиров. Федя стремительно обернулся. По проходу между рядами несся на всех парах тот самый не то негр, не то цыган, выдававший себя за эфиопа и потомка Пушкина.

— Контролеры, — ткнул Федю под бок Петька и вскочил со своего места.

Федя тоже вскочил и замешкался, одной рукой дергая из-под сиденья свой рюкзак, а другой удерживая книжку, терять которую не хотелось. Петька свою сумку держал до этого на коленях, а теперь в руках и поэтому был готов к бегству, ждал только Федю.

— Быстрее, быстрее, — шипел он.

Федя дернул рюкзак, да с такой силой, что вылетел спиной в проход, по которому только что проскакал смуглый парнишка. Но следом за ним бежал еще кто-то: сзади приближался топот, и Федя, оглянувшись, успел сообразить, что топочет сиплый торговец, но не успел посторониться — тот налетел на него, и они оба повалились на грязный вагонный пол.

— Ух ё-о-о, — застонал сиплый, видимо, больно ударившись при падении.

Федя вывернулся из-под него, подхватил свой рюкзак и бросился прочь вслед за эфиопом, а Петька сзади толкал его в спину. Они пулей вылетели в тамбур, оттуда в другой вагон, и прежде чем добежали до следующих дверей, поезд затормозил и остановился.

Федя и Петя выскочили на перрон и перевели дух. Опасаться больше было нечего. Двери поезда с шипением закрылись, и гигантский грохочущий змей медленно отвалил, слегка покачивая коричневыми боками.

— Ф-фу, — выдохнул Петька и огляделся по сторонам в поисках скамейки. Углядев ее, он молча подошел, бросил на деревянное сиденье сумку и плюхнулся рядом. Федя тоже направился к нему, но на полпути замедлил шаг. На почти пустом перроне, метрах в пятнадцати от себя, он заприметил уже знакомую фигуру. Все тот же «потомок Пушкина» стоял и смотрел в их сторону. Федя отвернулся и опустился рядом с Петькой. Оба молчали, приходя в себя после пережитого потрясения.

— Куда едем? — раздался откуда-то слева бодрый голос.

Федя и Петя, как по команде, повернули головы в одну сторону, через левое плечо, и оба никого не увидели. Прежде чем ребята успели удивленно переглянуться, тот же голос окликнул их уже с другой стороны:

— Куда едем, мужики?

Совершив мгновенный обходной маневр, на лавочке справа от Петьки расположился в вальяжной позе, нога на ногу, тот самый смуглый коробейник, что так лихо улепетывал по вагону минуту назад. Впрочем, Федя уже узнал его голос.

— На дачу, — хмуро ответил Петька, — под Калугу. А что?

— Чего ж сошли?

— Так ведь поезд-то только до Обнинска, — вмешался в разговор Федя.

— А тебе-то что? — повторил свой вопрос Петька.

Вообще-то Петька Кочетков был парнем бойким и веселым, даже иногда чересчур, в школе добровольно исполнял роль классного клоуна, однако Федя уже знал, что он при этом — человек вежливый и, как ни странно, тактичный, так что называть кого-то незнакомого на «ты» было совсем не в его стиле. Но в данном случае — Федя не мог не признать этого — такое обращение оказалось вполне уместным, потому что «потомку Пушкина» с виду было не многим более лет, чем его предполагаемому знаменитому предку, когда тот поступил в Царскосельский лицей. Федя дал бы ему чертову дюжину, а то и меньше.

— Меня Сашей звать, — игнорируя Петькин вопрос, представился незнакомец.

Ребятам ничего не оставалось, как тоже представиться. Петька это сделал как бы нехотя, с осторожностью, соблюдая достоинство. Это в классе, на уроках и переменах, он балагурил и паясничал, а в других ситуациях — в общении с незнакомыми людьми или же в небольшой компании — Кочеткова будто подменяли, он становился серьезным, а часто даже застенчивым. Федя же назвал свое имя с готовностью, ему понравилась бойкая речь паренька и та находчивость, с которой он продавал свой товар в поезде.

— Я спасибо сказать хотел, — обратился цыган-эфиоп Саша уже непосредственно к Феде, — Вовремя ты ему под ноги сунулся, если бы он меня догнал, мне бы не поздоровилось.

Саша протянул Феде руку, и они обменялись рукопожатием. При этом Федя и виду не подал, что столкнулся с сиплым торговцем случайно — у него ведь и в мыслях тогда не было нарочно соваться кому-нибудь под ноги. Надо же, оказывается, эти коробейники друг за другом гонялись, а Федя-то думал, от контролеров драпают.