Артем Кораблев - Охота на привидений

Везет мне на жуткие приключе­ния. Всего-то прошло три меся­ца с тех пор, как мне летом чуть не отвинтили голову, когда я рассле­довал преступление у нас на даче в Узорове, а уж я умудрился влипнуть в новое. Прав­да, на сей раз я не столько сам влип, сколь­ко меня втянули.

У меня есть друг, или подруга, — Свет­ка. А по правде, я в нее просто влюблен. Мы с ней познакомились летом на даче в Узорове, и я сразу влюбился, а потом она. В Москве я живу в Крылатском, а Светка на Речном, и, уезжая в конце августа из Узорова, я очень боялся, что в Москве на­ша любовь закончится. Но все обошлось. Мы продолжали встречаться и в городе по выходным и в будни, после учебы в шко­ле. Каждую неделю.

Когда мы вместе, нам скучно не бывает, даже если нечего делать. Мы можем про­сто сидеть где-нибудь и разговаривать о чем угодно. Что ей интересно, то и мне, и наоборот. Мы можем болтать о книгах, о фильмах, о родителях, о наших однокласс­никах, об Узорове, о любви, рок-группах, сексе, наркомании, погоде, моде — о чем угодно. Не обязательно встречаться каж­дый день, но каждую неделю просто необ­ходимо. Мы уже так привыкли.

Часто мы рассказываем друг другу о наших животных. У меня пес, кот, рыбы и красноухая черепаха, а у Светки только Ксюша — такса. Но Светка про свою лю­бимицу может часами рассказывать. На даче-то эта коричневая колбаса всегда крутилась подле ее ног, как и мой бульте­рьер Тамми, а в Москве мы их с собой не берем, когда встречаемся, не возить же их каждый раз в метро и в автобусах. Да и не зайдешь с такими приятелями никуда, разве что друг к другу в гости. А мы иног­да ходим со Светкой на выставки, в музеи или в «Макдональдс» на Пушкинской.

Светке там нравится, а мне нет, но все равно иногда ходим.

И вот как-то к концу первой четверти наступила одна неделя, когда заведенный уже нами порядок встреч нарушился. На­чалось с того, что Светка позвонила мне в понедельник (только-только мы с ней в воскресенье в театр ходили, папа мне би­леты купил) и начала разговор с того, что в следующий раз придет не одна. «А с кем?» — спрашиваю. Оказывается, ей ее дядя, полковник в отставке, котенка пода­рил, да какого-то необычного — египет­ского. Кот этот вроде дорого стоит и на других не похож. Светка мне про него пол­часа рассказывала, а про Ксюшу даже не упомянула. «Ну, — думаю, — надо посмот­реть, что ж это за зверь такой, что Светке очи затмил». А в пятницу она мне опять звонит с новостью, говорит, что свидание отменяется, они всей семьей едут к ее маме и дяде на родину, в деревню, куда-то там в Тверскую область даже. Я малость расстроился, да потом решил — ничего, проведу выходные со своими друзьями, тоже разнообразие. Однако сюрпризы не кончи­лись, это все еще только присказкой было.

Пролетели выходные, и Светка опять мне звонит. Давай, говорит, прямо сегод­ня встретимся, разговор есть, и голос у нее взволнованный и грустный какой-то одно­временно. Договорились встретиться, как обычно, на Краснопресненской, мы там часто встречаемся и сразу в зоопарк идем. В обычный день там людей мало, только животные, а лучшей компании, чтобы по­быть вдвоем, найти трудно.

Светку я увидел на нашем месте, на ла­вочке у первого вагона, если от Белорус­ской ехать. Смотрю, какая-то она не такая, печальная и молчаливая. Пошли в зоопарк. Билеты купили, вошли и двинулись нале­во вдоль пруда с гусями, лебедями и утка­ми. Я все Светке рассказываю, что со мной за неделю и выходные было, а она молчит, на себя не похожа, такое с ней редко слу­чается. Вскоре дорожка, огибая пруд, на­право повернула и привела нас к клеткам с хищниками, и в первой же манул си­дит — эмблема Московского зоопарка — роскошный котяра с разбойной физионо­мией. Обычно манула и не увидишь, в луч­шем случае из домика пушистый бок тор­чит, а тут что-то вылез и по коряге-дереву в своей клетке расхаживает. Я Светку рас­шевелить хотел и спрашиваю:

— А твой-то кот на этого бандита по­хож?

Светка молчит. Смотрю, а у нее глаза красные, вот-вот заплачет, и заплакала. Я ее за плечи обнял, отвел в сторонку к за­городке пруда и спрашиваю опять:

— Что случилось? Она говорит:

— Ганнибал пропал.

— Кто пропал? — удивился я.

— Да котенок мой. Поехали мы все с дядей Пашей в деревню, я Ганнибала с со­бой взяла и Ксюшу тоже, не оставлять же их одних. Как приехали, пока дядя дверь отпирал, я Ганнибала на землю спустила погулять, он вдруг заурчал, зафыркал, спину дугой выгнул и пулей под дом. Дядя Паша говорит: «Ничего, вечером доста­нем». Но так больше и не нашли. Вдвоем с ним в подпол лазили, и во дворе искали, кричали, и по деревне ходили — нигде нет. Ни в этот день не нашли, ни на сле­дующий.

— Может, из деревенских кто подо­брал? — старался я утешить Светку. — В следующий раз приедете — отдадут.

— Да в деревне три дома всего, осталь­ные заколочены, не живет никто. Мы всех обошли, ни у кого нет. И Ксюшка его не нашла, она бы сразу нашла, знаешь, как за ним ухаживала, как за щенком! — и Светка опять в слезы.

Вижу, дело плохо, а чем помочь, не знаю. Тут и брякнул:

— А дядя твой или отец могут с нами еще в эту деревню поехать? Через три дня каникулы начинаются. Ничего с твоим египтенком за три дня не случится, а мы его за каникулы-то найдем обязательно.

У Светки слезы сразу высохли, только глаза блестят. Смешные глазки, серо-зеле­ные. Оказывается, она меня сама об этом просить хотела, и даже мама ей советовала. Я у них дома после этого лета автори­тетом стал по расследованию преступле­ний, так уж вышло. Ну да это дело про­шлое, и там действительно было преступ­ление, да не одно, а тут котенок пропал. Впрочем, я уверен был, что он и сам оты­щется. Но поехать вместе со Светкой в де­ревню на каникулы — это ж здорово! Ока­залось, что и дядя ее ехать согласен, хочет заодно поохотиться в окрестных лесах, все складывалось просто прекрасно. Но с это­го-то все только и началось.

Три дня пролетели незаметно, а на чет­вертый, вечером, мы уже встретились на Ленинградском вокзале: я, Светка и ее дя­дя — Пал Палыч. Конечно, его звали Пав­лом Павловичем, но так у нас не говорят просто. Пал Палыч и все, как Знамен­ский. Дядя не возражал, что я его так на­зываю, и Светка к нему «дядя Паша» об­ращалась, а за глаза все больше Пал Палычем звала. Я его раньше никогда не видел, но он мне сразу понравился. Даром что в отставке, а одет был по-военному и в папахе. На плече у него висел солидный очень пухлый рюкзак цвета хаки и аж два ружья, убранные в чехлы. Был он подтя­нут, худ, сед, а его полковничий нос укра­шали очки в металлической оправе. В рюк­заке у Пал Палыча, как выяснилось впоследствии, кроме недельного запаса провианта, лежала еще теплая ватная телогрейка военного пошива, такие же ват­ные штаны и валенки. Действительно за эти три дня так похолодало и выпал снег, что на охоте теплая одежда была явно не лишней. Меня мама тоже заставила одеть­ся соответствующе.