Жорж Байяр - Мишель в Адской долине

— Гюсту Лебер говорил вам что-нибудь про отца?

Вопрос прозвучал так неожиданно, что молодые люди в растерянности разинули рты.

Э-э… ну да. То есть… — пробормотал Мишель, пытаясь собраться с мыслями.

Он тоже считает отца виновным? — не отступал Мило.

Нет, нет. Это точно… — торопливо вставила Мартина — и умолкла, не зная, как закончить фразу и чем подтвердить свою уверенность.

Он говорил, местные ошибаются. Его обвинили только потому, что он иностранец, — добавил Мишель.

Это заявление, по всему судя, не принесло Мило большого облегчения.

— А сам-то он как думает? — добивался парень. — Отец виновен?

Мишель чувствовал, что для Мило мнение Гюсту очень важно. Вне всяких сомнений, он глубоко уважал дядю Мартины.

— Честно говоря, не знаю, — признался Мишель. — Вообще-то его можно понять: когда в дела вмешивается полиция, лучше подождать, что она выяснит.

Мило, казалось, утратил весь свой задор. Он вдруг опять превратился в мальчишку, раздавленного непомерным горем.

— Я совсем не понимаю, что происходит, — срывающимся голосом произнес он. — Это как история с цементом. Папа мне клялся, что ничего не брал со стройки, ни мешка… А потом… — У него вырвалось сухое рыдание. Но он собрал волю и продолжал говорить: — А потом прораб нашел здесь, в трактире, пустые мешки, со штемпелем стройки! Папа сказал, что кто-то сыграл с ним скверную шутку.

То есть — кто-то подкинул вам пустые мешки, а сам сообщил прорабу?

Папа так считает. Он сказал прорабу все как есть, но тот ему не поверил. В полицию он тогда не стал сообщать, ведь речь шла о нескольких мешках, но со стройки папе пришлось уйти…

Мишелю хотелось расспросить Мило о событиях той грозовой ночи, но он не решился начать этот разговор. Мило и без того было тяжело; своим неуместным любопытством Мишель еще больше разбередил бы его раны.

Но Мило, казалось, угадал, о чем думают его новые друзья, и сам предложил:

— Пойдемте, я покажу вам дом и погреб.

Мишель и Мартина переглянулись. Особенный интерес вызывал у них погреб, и это отнюдь не было праздное любопытство.

— Мамы сейчас дома нет, она поехала в город, попробует объяснить жандармам, что папа не виноват, — сказал Мило, когда они шли мимо фасада трактира.

Беленые стены были почти сплошь закрыты зелеными плетьми дикого винограда: перестраивая дом, отец Мило не стал их выкорчевывать. Карликовая смоковница бросала тень на окошко, рама которого была выкрашена в красивый голубой цвет.

Дом был отделан с большим вкусом, что Мартина не преминула отметить вслух — к огромной радости Мило.

Он сразу повел новых друзей на задворки. Здесь, на склоне горы, шагах в десяти от конька крыши, в зарослях ежевики громоздилась груда камней. С одной стороны ежевику срубили, там виднелся проход.

Вот тут жандармы нашли взрывчатку, — пояснил Мило дрожащим от отчаяния голосом.

Они пошли прямо сюда? — спросил Мишель для проформы: он знал, как обстояло дело, благодаря невольной откровенности жандармов.

Да, прямо. Они спросили, можно ли посмотреть, что находится в погребе.

А ты был при этом?

Конечно, черт побери. Они пришли на рассвете, всех в доме перебудили. Папа им сказал, что ни разу и не заглядывал в погреб! Но им было все равно. Говорят, руби ежевику. Папа ничего не понимал, но с жандармами лучше не спорить, верно?

Верно, — согласился Мишель.

Тогда папа принес свою сапу и стал рубить кусты…

А что такое сапа, Мило? — перебила его Мартина.

Парень сходил под навес и вернулся с громадным серпом, изогнутым так, чтобы им удобнее было срезать траву.

А дальше? — спросил Мишель.

Все кончилось быстро. Не успел папа расчистить этот проход, как жандармы приблизились и увидели в погребе сверток. Они велели папе достать его. В свертке лежала взрывчатка.

Наступила тишина. Мишель и Мартина представили себе эту сцену. Саразини, как большинство иностранцев, побаивался властей и послушно исполнял приказания официальных лиц.

— Папа был удивлен больше жандармов! Я собственными ушами слышал, как он клялся, что ноги его в этом погребе не было. Да и как, сказал он жандармам, ему было продраться через колючки?..

Этот вопрос, надо думать, смутил стражей закона. Но они заведомо были убеждены в вине Саразини. Они обошли вокруг погреба и на противоположной стороне наткнулись на примятый кустарник…

Это правда? — спросил Мишель, проникаясь все большим интересом.

К сожалению, да… — жалобно ответил Мило. — Они сказали папе, что именно там он пробрался к погребу и спрятал взрывчатку…

Мишель подошел к развалинам и легко соскочил внутрь. Земля казалась нетронутой; вообще там не было ничего примечательного, кроме нескольких камней, валявшихся под ногами. Зардели ежевики нависали над погребом, образуя над остатками стен и крыши еще один свод.

— Покажи, где там примятые кусты, — попросил Мишель.

Мартина присоединилась к другу. Они внимательно осмотрели место, которое им указал Мило. Увядшие, но не засохшие еще кусты держались, цепляясь за соседей.

Мишель поднял какую-то старую ветку и поворошил увядшие кусты. Он отметил про себя, что они подрублены под корень; причем, судя по их виду, это произошло совсем недавно, примерно в то же время, когда Саразини вырубил, по приказу жандармов, заросли на противоположной стороне.

Не переставая удивляться, Мишель осмотрел кусты более тщательно и пришел к выводу, что они были срублены, а затем немного приподняты — как будто для того, чтобы под ними могло пробраться большое животное. Или — человек…

Говорить на эту тему с Мило не было смысла. Юноша, видимо, настолько был убежден, что его отец невиновен, что Мишель не нашел в себе душевных сил, чтобы показать ему, каким образом Саразини мог добраться до погреба и положить туда взрывчатку… Честно говоря, Мишель не видел причин, почему папаша Саразини не мог этого сделать. Как знать, вдруг жандармам позвонил какой-нибудь рабочий с плотины, который поймал Саразини на месте преступления?..

Однако пока что Мишель предпочел держать свои выводы при себе. От погреба остались руины, крыша сохранилась лишь частично. Верхняя кромка стены выступала над уровнем земли более или менее ровной полосой.

Понятия не имея, что думает обо всем этом Мишель, Мартина с любопытством оглядывала развалины… Вдруг ее внимание привлек какой-то маленький блестящий стержень, валявшийся меж корней ежевики. Она взяла его в руки и едва не вскрикнула от изумления: это был огрызок карандаша.

Место для карандаша тут было явно не самое подходящее, к тому же он ничуть не пострадал от непогоды… но на всякий случай девочка решила пока промолчать о своей находке, допуская, что карандаш мог принадлежать отцу Мило; мысли ее шли примерно в том же русле, что и мысли Мишеля. Она сунула карандаш в карман юбки.