Евгений Некрасов - Золотая жила для Блина

— Какая ты умная! — сказал Блинков-младший.

Руки у Лины были заняты парашютом, и она куснула его за ухо.

Тайга внизу редела. Березы стали ниже, а темные островки хвойных не попадались совсем. Впереди блестели черные лужицы болот. Их было много, как будто по земле прошло стадо исполинских ящеров, оставив глубокие следы.

— Утонем, — забеспокоился Блинков-младший.

Лина промолчала. «Может, у них жабры?» — подумал он о зеленоглазых. Растерянность прошла, и лучший сыщик из всех девятиклассников вновь приступил к расследованию.

— Что ж, — веско сказал он, — вы своего добились!

— Чего?

— Сама знаешь!

Инопланетянка завозилась у него за спиной.

— Ты что?! — испугался Митька. — Сейчас как отстегнет лямки — и прощайте, Дмитрий Олегович. Как говорится, он слишком много знал!

Пытаюсь лететь быстрее. Теоретически у этого парашюта горизонтальная скорость до ста пятидесяти километров в час. Хотя вдвоем… не знаю, — призналась Лина, — может, это и не особенно влияет, что мы вдвоем.

— А тормозить как будем? — спросил Блинков-младший.

— Как все, так и мы. Не вибрируй, затормозим. — В голосе инопланетянки слышалась неуверенность.

А земля приближалась. На высоте скорость не ощущалась, лес внизу скорее плыл, чем мчался. Но чем ниже, тем быстрее проносились черные зеркала болот. Промелькнули заросли кривых, как будто завязанных в узлы, карликовых березок. Местность шла на подъем, березки становились прямее и выше. Далеко впереди темнели хвойные. Блинков-младший понял, что это уже подножие горы, над которой спрыгнул одинокий парашютист.

Хвойные не особенно любят влагу, значит, там сухо и можно развести огонь на ночь… Можно было бы, если бы Дмитрий Олегович Блинков-младший не упустил рюкзак! За последние минуты произошло столько всего, что пожалеть о рюкзаке было некогда, а сейчас он пожалел. Сейчас понял, почему папа сунул ему второпях именно свой рюкзак. Там же в карманах куча всякой всячины, которая никогда не вынимается: одноразовые зажигалки, компас, аптечка, проволочная пилка, которую можно натянуть на ветку, изогнув ее луком…

— Что там, за горой? — опять спросил Блинков-младший.

— Не знаю. Если это Шахрома, тогда там все. Все, что нужно для счастья.

— Например?

— Речка, на которую можно посадить самолет. Люди. И ваша экспедиция где-то там. Шахрома — уже Тунгусский заповедник. Только я ни разу не видела Шахрому с этой стороны. Может, и путаю.

— Похожих гор в тайге хватает… А теперь помолчи! — изменившимся голосом отрезала Лина. Как будто Митька болтал.

Кроны берез под ногами неслись с ужасающей скоростью, сливаясь в одну зеленую ленту. А впереди стеной стояли лиственницы — теперь уже можно было разглядеть, что именно лиственницы. Вот так вмажешься в ствол на ста пятидесяти километрах…

— Сказать по правде, я еще не умею тормозить, — призналась инопланетянка.

— Сказать по правде, я еще не умею тормозить, — призналась инопланетянка.

Сердце, желудок и все остальные внутренности рухнули в пятки. Парашют взлетел вверх (ничего себе!), и зеленая лента сразу разбилась на отдельные деревья. Ага, Лина как-то сумела затормозить. Если считать по-парашютному, то земля была совсем близко, метрах в двадцати. Но если хряпнуться с двадцати метров… На мгновение парашют завис. У него не стало никакой скорости, ни вертикальной, ни горизонтальной. Блинков-младший поднял голову и успел ужаснуться: крыло сдулось и опало, как тряпка. А они с Линой, показалось, неподвижно висели в воздухе. Может, инопланетянка умеет лета… И тут они хряпнулись!

Березовые ветки прыгнули в лицо, все вокруг трещало и ломалось, острый сучок пропорол Митьке щеку, земля с торчащими узлами корней надвинулась… Но парашютные лямки вздернули его вверх.

Стало так тихо, что Митька расслышал шорох опадающих листьев. Он висел метрах в двух над землей. Из разодранной щеки на рукав папиной куртки бежала кровь. Шрамы украшают мужчину.

— Приехали, — не без удивления сказала Лина.

Блинков-младший с подсказками Лины расстегнул пряжки и вывалился на землю. Ноги подкашивались. Он отполз к березе и сёл спиной к стволу.

— Опа! — Зеленоглазая с натянутой улыбкой соскочила на землю. Ее шатнуло, и она уселась рядом с Митькой.

— Ты первый раз прыгала? — угадал он.

— С крылом первый… А если совсем честно, то я и с круглым парашютом прыгала только тандемом с Пашкой.

«Расслабилась», — подумал сыщик и опять сказал:

— Ну что ж, вы своего добились!

— Что за дебильные намеки! — взвилась зеленоглазая. — Что ты вообще себе вообразил?! Иду в туалет — он стоит в коридоре, смотрит. Иду обратно — сидит в купе, опять смотрит! Ты что, озабоченный? Считаешь, сколько раз девушки пописают?!

Сыщик не смутился. Удалось вывести подозреваемую из себя — уже полдела сделано.

— «На перевале я разбил второй свой сухопутный лагерь»… — произнес он первую строчку стихотворения-пароля. — Я обо всем догадался!

Лина сидела с ним плечом к плечу. Повернув голову, Митька в упор посмотрел в зеленые глаза, вернее, в один глаз — что видел, в то и посмотрел. Глаз выглядел смущенным.

— Ну и что! — без прежнего напора сказала Лина. — Конечно, это не я написала, а Леонид Алексеевич. А я только читала как бы от себя.

— Какой Леонид Алексеевич?

— Кулик. Он здесь как бог. Посреди Ванавары торчит железяка — говорят, бур, забытый Куликом году этак в тыща девятьсот тридцатом. И никто его с тех пор не выдернул. А стихи про центр паденья только чайники не знают. Они есть в книжках про Тунгусский метеорит. И в музее висят в рамочке.

Версия лучшего сыщика из всех девятиклассников зашаталась, роняя елочные игрушки улик.

— Ладно, а почему ты нам не сказала, что летишь в Ванавару?

— Да потому что не знала, куда от тебя деваться! Терпеть не могу таких приставучих. Ну, посидели, поговорили, а потом зачем ты за мной хвостом ходил?

— Я не ходил, — сказал Блинков-младший.

— Ну, подсматривал.

— И не подсматривал, а просто ждал, когда пройдешь по вагону!

— Зачем?

— Хотел еще поговорить.

— А я не хотела! — огрызнулась зеленоглазая и всхлипнула: — Папу жалко!

— А мне, думаешь, не жалко? — ответил Блинков-младший, удивившись тому, что Лина сначала подумала о его папе, а не о Пашке.

— Тебе своего папу жалко, а мне своего!

Версия рухнула со стеклянным звоном.

— Так Сергей Иванович — твой папа?!

— Представь себе, мой! Командир воздушного корабля, не ботаник зачуханный!

— Это кто зачуханный? — оскорбился за папу Блинков-младший.