Ота Гофман - Побег

— Да.

— А Слипейш остался в сарае?

— Нет. Никого там не осталось.

— Не врешь?

Под оберточной бумагой на столе лежали какие-то вещи, но с места, где стоял Саша, их было не разглядеть. Милиционер вытащил оттуда ржавую консервную банку. Из налипшей на нее глины змейками свисали корешки трав. Перевернул банку — постучал по дну. На стол выпал листок бумаги с подписями.

— Узнаешь?

— Узнаю.

Это была их Кровавая Клятва:

«Все за одного. Один за всех. Мститель. Быстрая нога. Бизон».

— Бизон — это ты?

— Нет.

— Ясно, ты. А еще тебя звали Малёк. Они над тобой потешались. Ведь ты был им нужен только для одного: доставать сигареты.

— Неправда.

— Что ж… Пусть будет по-твоему…

Милиционер сунул Кровавую Клятву назад, в банку. Вернул ее на место, к Вещественным Доказательствам. Снова что-то поискал. Оберточная бумага шелестела, как будто под ней бегал живой кролик.

— Так кто же остался в сарае? Вольгемут или Соммр?

— Никого не оставалось.

— Что ж… Пусть будет по-твоему…

Саше показалось, будто милиционеру ОЧЕНЬ не нравится, что в сарае никого не оставалось. Он даже перестал шелестеть бумагой. Потом снова что-то вытащил из-под нее. Развернул. Это была грязная обгорелая тряпка, похожая на оторванный рукав рубахи. В черную и желтую клеточку.

— Что это? Вспомни. Кто из мальчиков был вчера в такой рубашке?

— Никто.

— Почему ты так уверен?

— У нас спортивные майки с короткими рукавами. У всех одинаковые.

— Какие?

— Полосатые.

— И вчера вы тоже были в майках?

— Да.

— Все?

Саша задумался, наконец ответил совершенно искренне:

— Да, все.

Человек в милицейской форме разочарованно заворачивал в бумагу обгоревший рукав. Вид у него был строгий.

— Пока можешь идти. Но смотри, если ты соврал…

Разговоры. Куда ни пойди — разговоры… Повариха в школьной столовой, накладывая в его тарелку кнедлики [2] Национальное чешское блюдо. , с любопытством спросила:

— Ты что натворил-то?

— Ничего.

Она не поверила:

— Не скажи… По носу видать, что натворил.

Саша взял тарелку и поскорее отошел к столу. В столовой было уже почти пусто. Нянечка, вытиравшая столы, сказала поварихе:

— Ох, уж эти сорванцы! Бить их надо, вот что!

Саша ел без аппетита, не замечая вкуса пищи. Рассеянно выуживал разварившееся мясо. Томатная подливка остыла. Он сдвинул ее на край тарелки. Да, все-таки влип, хотя ведь, и правда, они ничего не сделали.

Смотри, если соврал…

Он снова вспомнил про сигареты. Восемь штук «Глобуса», четыре мы тогда выкурили. Да еще этот рукав от рубашки! Четыре сигареты оставались в пачке. Если у Соммра в шесть никого не оказалось дома, он мог вернуться в сарай! Или Вольгемут. Но у Вольгемута не было спичек. Спички были только у меня. Дома наверняка уже все известно. Прожженная майка в корзине… Хоть он и засунул ее как можно глубже.

— Зато у меня пятерка по чешскому. С пчелой, — утешал он себя.

Его все время преследовал слабый запах паленого. Только сейчас он понял, что это от пригоревшей подливы. Есть больше не хотелось. Поташнивало. Где-то хлопнула дверь. Саша вздрогнул: не за ним ли опять? Но в столовую просунулись косички и бантики… Девчонки вытаращились на него, чуть ли не пальцами показывали.

— Это он…

Йокл, сидевший напротив, доел и отправился мыть тарелку. Проходя мимо Саши, с важным видом заметил:

— Слипейша как пить дать исключат из школы!

— Ну и что?

Саша пошел за Йоклом. Половину кнедликов оставил на тарелке. В пионерской комнате стол для пинг-понга был занят. Двое мальчишек из шестого класса, примостившись прямо на полу, рисовали огромный плакат «Да здравствует Октябрьская революция!» Саша уселся рядом с Йоклом и стал доклеивать вчерашний фонарик. Шепотом сказал соседу:

— Почему его вдруг должны исключить? Раз мы ничего не сделали.

— Врешь!

Ну и дурак этот Йокл. Мышиный король. Девчонки начали проверять фонарики, зажигая свечки одну от другой. Саша перебрался от Йокла к девчонкам и тоже зажег свечу. А Йоклу сказал:

— Не лезь ко мне, от тебя мышами несет!

И расхохотался. Ему показалось, что его фонарик с нарисованной цветными карандашами ракетой лучше всех. Разноцветные грани горели как звезды.

— Зажигать будете на улице! — раздраженно закричала пионервожатая, подошла к ним и задула Сашин фонарик. А девчачьи не задула. — Опять хочешь что-нибудь подпалить?

Темнело. Фонарики рассыпались во все стороны, точно светлячки. Моросил мелкий дождь. Саша держал ладонь над своим фонариком — чтобы не погас. По расхлябанным дорогам поселка грохотали последние грузовики со щебенкой. Саша сошел на обочину, чтобы его не обрызгали.

И вдруг остановился как вкопанный.

Перед их домом стояла синяя машина с белой полосой.

Милиция.

Портфель сразу потяжелел. В нерешительности Саша перешел на другую сторону улицы. На углу, возле магазина самообслуживания, стояла очередь за апельсинами. Перед волейбольной площадкой два старичка орудовали домкратами возле автомашины ПС-70. Под приподнятую ось они подкладывали кирпичи.

Саша прошел мимо.

На него никто не обратил внимания.

Все так же были видны улица и дом, и перед домом автомобиль с белой полосой — но отсюда, сверху, все это казалось игрушечным. А Саша все шел и шел. Перебрался через груду кружал [3] Кружало — приспособление из досок для кладки каменных сводов. , спрятал там свой фонарик, но потом все-таки раздумал, потому что на откосе показалась девчонка из их класса с овчаркой. Собака, совсем еще щенок, подбежала к Саше и стала его обнюхивать. Потом лизнула прямо в нос.

— Вот свинтус! Не лезь куда не просят!

Он швырнул в собаку камнем. А Шалковой сказал:

— И ты тоже!

Она обиделась. Крикнула ему вдогонку:

— Все равно тебе достанется!

Впоследствии выяснилось, что Шалкова и была последней, кто видел Сашу в тот вечер. Сперва он сбежал вниз по уступам еще недостроенного стадиона, затем стал наискось подниматься вверх, по-прежнему не выпуская из рук портфеля.

Собственно, он шел не вперед, а какими-то странными кругами: сначала внизу была железная дорога, по ней маневрировали освещенные локомотивы, он слышал даже шипенье выпускаемого пара, и вот уже снова город, вспыхивающие один за другим пунктиры уличных ламп и прямоугольники окон. Спуститься в этот чудовищно большой незнакомый вечерний город Саша боялся: город сразу поглотит его. Вон здание, где сжигают всякие отбросы — его трубы озаряют багровыми отсветами тьму, полную звуков и шорохов. Моросило. Склон был скользкий и мокрый. Часы у железнодорожного полотна похожи на луну. Саша остановился. Достал из портфеля картонные часики и поставил стрелки как на светящемся циферблате. В портфеле обнаружил завернутый в бумагу завтрак. Отломил полбутерброда, шел и жевал хлеб с колбасой, и под гудки локомотивов ему стало как-то грустно и хорошо. Все равно умру. Не вернусь никогда. В девять запирают подъезд. Остался час. Они бы обрадовались, если б я вернулся… У меня пятерка по чешскому. И потом: это же не мы сделали!